Запись от 10 апреля: «Поехала в Ардлассу и, как обычно, проколола шину». Затем от 29 апреля: «Проколола шину на пути домой, так что вынуждена была оставить машину в Лагге». (Лагг – крошечная деревня примерно в пятнадцати милях к югу от Барнхилла.) Аврил скрупулезно записывает число подстреленных кроликов. Макдональдсы (семья, проживавшая в Лилте, примерно в пяти милях на юг от Барнхилла) подарила им (13 марта) козленка, а 18-го козленок «ушел и пропал»; почту приходилось получать в Ардлассе (вновь проколотые шины). Но случаются и мгновения торжества. Запись от 10 марта: «Сумела завести трактор» (колеса прибыли 17 февраля, вместе с семенами картофеля). Небольшая удача: «Принесла с берега мешок хвороста и там же, на берегу, нашла отличную щетку для волос». В тот же день: «Вскапывала землю в саду». Как и ее брат, Аврил наслаждается окружающей природой. Она пишет 13 марта 1948 года: «Цветут крокусы». Позже, 14 апреля, расцвел первый тюльпан, а на следующий день Аврил сорвала первый стебель ревеня. Затем, 9 мая, из земли «показались всходы». Впрочем, несмотря на мучения с проколотыми шинами и довольно тяжелый труд на земле, Аврил находит несколько дней, чтобы засеять «новый травяной бордюр, где будут васильки, маки, кларкии, годеции, белолиственник, перечник и мыльнянка».
Записи из блокнотов Дж. Оруэлла
ок. 20 февраля 1948 – 21 мая 1948
Ниже воспроизводятся записи из пятого дневника Дж. Оруэлла и ряд взаимосвязанных записей из его второго и последнего литературных дневников.
Расписание в клинике Эрмайрз,
ок. 20 февраля 1948 года.
Дневниковая запись во Втором литературном дневнике Оруэлла (CW, v. XIX, p. 274).
Точно датировать расписание не представляется возможным, но оно записано после начала Оруэллом курса инъекций стрептомицина 19 или 20 февраля 1948 года. Таким образом, расписание приводится именно здесь из соображений хронологической сообразности. (Звездочки воспроизведены по рукописи.)
Расписание дня в клинике (время примерное):
* 12 полночь – инъекция;
5.30 утра – поднимается шум (ходят люди, раздаются звуки водопровода и т. д.);
6.30 утра – приносят горячую воду;
7 утра – измерение температуры;
7.30 утра – завтрак;
* 8 утра – инъекция;
8.15 утра – начинается уборка (с перерывами, в течение примерно 2 часов);
9 утра – застилают постель;
… лекарство;
10 утра – измерение температуры;
10.30 утра – врачебный осмотр;
11–12 дня – в это время, хотя, конечно, и не каждый день, проводят рентгенографию, выписывают рецепты и т. д.;
12 дня – обед;
2 дня – измерение температуры;
3 дня – чай;
* 4 вечера – инъекция;
6 вечера – измерение температуры;
6.30 вечера – ужин;
10 вечера – измеряют температуру; выключают свет.
NB: инъекции – временное явление.
Дневниковая запись во Втором литературном дневнике Дж. Оруэлла(CW, v. XIX, p. 307–308)
Рукописная запись: текстовые варианты не приводятся, но включены в Полное собрание сочинений.
30.3.48
Когда вы очень больны или выздоравливаете после тяжелой болезни, то ваш мозг бастует, явно отказываясь от работы, и вам по плечу только комиксы, легкие кроссворды и т. д. Но если речь идет о длительной болезни, когда одолевает слабость и нет аппетита, но вас не лихорадит и вы не испытываете боли, то складывается впечатление, что мозг работает исправно. Мышление живо, как всегда, и вас интересуют те же вещи, что обычно; кажется, вы способны нормально говорить и читать то же, что читали бы в другое время. Но, лишь попытавшись писать, пусть даже простую, глупейшую газетную статью, вы осознаете, какое бедствие произошло внутри черепной коробки. Вначале вы вообще не способны ничего записать. Разум отвлекается на любой мыслимый предмет, не имеющий отношения к делу, и даже физический акт переноса мыслей на бумагу приводит в сильнейшее раздражение. Затем, может быть, вам удастся что-то написать, но все написанное выходит глупым и банальным. Вы перестаете владеть языком, точнее, в голову приходят только плоские, банальные выражения: все живые, яркие фразы бегут вас. И, даже вернувшись к привычке писать, вы, вероятно, обнаружите, что утратили способность к связности. Время от времени вам удается вполне приличное предложение, но невероятно сложно строить фразы последовательно, так, чтобы они были связаны друг с другом. Причина в том, что вы не можете сосредоточиться дольше чем на несколько секунд и, следовательно, не в силах даже вспомнить только что сказанное. Самое поразительное в этом – контраст между кажущимся здоровьем разума и его беспомощностью при попытках письменного изложения мыслей. Ваши мысли – о чем бы вы ни думали, – они такие же, как всегда, но стоит попытаться привести их к общему знаменателю на бумаге, как они превращаются в неуклюжие трюизмы.
Мне бы хотелось понять, достаточно ли у нас научных знаний о локализации таких функций в головном мозге. Вполне естественно, если под воздействием болезни утрачивается способность думать, но здесь другое. На самом же деле происходит следующее: мысль деятельна, как обычно или даже больше обычного, но всегда бесцельно. Вы используете слова, но слова всегда неуместные, вас посещают идеи, но их невозможно связать воедино. Если умственная деятельность зависит, к примеру, от кровоснабжения головного мозга, то, по всей видимости, когда вы больны, крови достаточно для того, чтобы питать участки, ответственные за производство глупых мыслей, но не те, что порождают мысли умные.
Дневниковая запись во Втором литературном блокноте Дж. Оруэлла (CW, v. XIX, p. 310–311)
Нижеследующая рукописная запись взята из последнего, а не Второго литературного блокнота Оруэлла. Хотя запись сделана спустя год после описываемого курса лечения, она помещена именно здесь, так как Оруэлл начал пятидесятидневный курс стрептомицина 19 или 20 февраля 1948 года; даты 8 или 9 апреля всего на несколько дней отстоят от предшествующих строк, в которых описывается, как болезнь повлияла на мышление писателя.
24.3.49
Пока не забыл, нужно записать вторичные симптомы, вызванные стрептомицином, которым меня лечили в прошлом году. Тогда стрептомицин был практически новым препаратом; его никогда раньше не применяли в этой больнице. В моем случае симптомы сильно отличались от описанных в «Американском медицинском журнале», в котором мы читали об этом предмете.
Стрептомицин, кажется, почти сразу привел к улучшению в моем состоянии, и поначалу вторичных симптомов не наблюдалось, за исключением изменения окраски ногтей на руках и на ногах в области лунок. Через некоторое время мое лицо заметно покраснело, а кожа начала шелушиться и отслаиваться; все тело покрылось сыпью, особенно густой в области поясницы. Зуда я не испытывал. Примерно через три недели возникла постоянная сильная боль в горле; пенициллиновые леденцы не возымели никакого действия. Было страшно больно глотать, так что на протяжении нескольких недель я придерживался особой диеты. В горле и полости рта образовались язвочки, на губах – наполненные кровью мелкие волдыри. По ночам волдыри лопались и довольно сильно кровоточили, так что утром мои губы оказывались слипшимися от крови и мне приходилось промывать их, прежде чем открыть рот. Тем временем мои ногти стали расслаиваться у основания, и процесс распада, так сказать, нарастал в направлении кончиков пальцев; а под старыми между тем формировались новые. Начали выпадать волосы, на затылке показались две совершенно белые пряди (раньше тут была только проседь).
