– Не знаю, как вас убедить, – сокрушался Молчун. – Больше всего меня пока беспокоят тараканы и двухголовые крысы.
Молчание повисло над головами, застряло в кроне берёзы и унеслось с ветром.
– Что-то лейтенанта нет.
– Он бросил нас и смотался, – предположил Шурик. – Или с вампиром встретился, – хихикнул и тут же помрачнел. – Я, конечно, в них не верю. Но вдруг тут какой-то вирус вроде СПИДа? Мы можем заразиться?
– Сейчас к вертолёту идти агитировать будет, – не слушая его, Борис кивнул в сторону ушедшего Командира. – Сдался ему этот вертолёт. Мне что-то туда не хочется.
– Надо посмотреть, – Молчун выкинул изжульканную травинку и сорвал новую. – Меры какие-то принять. Темнит Командир. Что-то он же должен знать? Прижмём – пусть покается. Если, конечно, золото и лекарство – вымысел… Будешь, Маша, – достал сигареты. Закурили.
– Не станет он с нами делиться. Себе всё захапает, – прикинул Сашка.
– Захапать не захапает. А что не нравимся мы ему – это точно.
– А он нам нравится? – хмыкнула Маруся.
– Девочка. Ты произнесла замечательное слово – «нам», – Балагур взвесил на ладонях автомат. – Не пора ли объединиться? Оружие есть. Свяжем и делу конец. Не захочет – силком в город утащим.
– Правильно. Вечно лезет, куда не надо, – оживился Сашка.
– Не зря толстячок Ленина читал, – улыбнулся Молчун. – Смело! У вертолёта и разберёмся. Всё подчистую выложит, – и имитируя голос Ивана, – засранец.
Заговорщики посмеялись и начали обсуждать план пленения Командира. А тот, умиротворённо прикрыв глаза, прислонившись спиной к дереву, ощущал, как живительный и леденящий шприц прокалывает вену, отдаваясь временному расслаблению и не подозревая, что в нескольких метрах обсуждается план его низложения.
И только после того как был определён маршрут, и малочисленная группа упрямо двинулась на поиск вертолёта, Иван, в свою очередь, обмозговал, как может выполнить приказ Костенко. Дело закончено. Экипаж мёртв. Осталось найти и уничтожить вертолёт. Что придётся его уничтожить – Бортовский не сомневался. Недаром по тайге шлялись ожившие мертвецы. Слава Богу, они не встретились друг с другом! И с ними, наконец, покончено. Идеальным было бы заманить всех в вертолёт и одним ударом, как говорится, убить двух зайцев. Борясь с наслаждением заставить умирать их долго и мучительно, он представил, как афганец и толстяк будут юлить у ног, моля о пощаде. С пацаном проблем не будет. Ему только в рыло заехать – сразу деморализован. Проводницу, естественно, стоило бы напоследок отодрать. Но одним ударом со всем покончить – ещё заманчивей. Возни меньше. Да и Отто не успеет воспользоваться заминкой… Вот что ещё тревожило Ивана. Так и не определил, кто из них коварный резидент: афганец или корреспондент? Что-то странное было недавно. Кто-то сказал… Молчун! Он сказал, стоя у могилы: «Ничего не напоминает? Спортсмена так же…» И те обвинения на пасеке, как будто это он, Иван, разрубил чокнутого кретина. Но он же точно помнит, что только схватился за топор, сразу обмер. Испугаешься тут, такой твари в жизни не видывал. А Отто привычно, как десятки раз в Варшаве, в Бонне и уже тут, на юге Сибири, расчленил тело, как кусок мяса. По старой схеме: ноги, руки, голова – не считается игра. Потом – грудь, с проворством мясника вонзая топор меж рёбер. Отто всегда так делал со своими жертвами. Надо было стрелять! Но приходилось выбирать между неизведанным ужасом перед чудовищем и возбуждающим азартом поимки господина Бришфорга. Кто это был? Афганец? Почему не сообразил, не запомнил? Заворожился процессом расчленения и упустил того, кто так ловко расправился с тварью. Но теперь-то он не уйдёт!
Они путешествовали несколько часов. Маруся сознательно сделала крюк, провела их подальше от того места, где поваленное дерево упирается кроной в кустарник, за которым… Она просто не выдержала бы, если бы всё повторилось! Встретив родник, сделали привал.
– Ноги как деревянные, – пожаловался Шурик.
– Хочешь, чтобы денежки сами к тебе пришли? – развеселился Иван. – За ними потопать надо. Кстати, что вы собираетесь сделать со своим вознаграждением? Немало же обещали.
– Засуну его тебе в зад, – пообещал Молчун.
– Ну-ну. Не переусердствуй, пупок надорвёшь, засранец… А корреспондентик?
– Отдам в Фонд Мира, – не задумываясь, ответил Балагур и ополоснул лицо водой, смочил шею, под мышками. – Чего пристал? Видишь – люди устали?
– Барышня, конечно же, отблагодарит родной интернат. А хлюпик отдаст мамочке.
– Что за тон, начальник? – посасывая сигарету, хрипнул Молчун. – Идём все вместе. Обратно тоже вместе. Зачем ссору готовишь? Или тебе награда не причитается? Просто долг службы с честью выполняешь?
– Тебе не нравится выполнять долг? – разошёлся Иван. – В Афгане людей пачками на тот свет отправлял. Мирное население, заметьте. Всем вроде бы доволен был.
– Гена, что он мелет? – насторожилась Маруся.
– Милая моя, почитай его личное дело. Командос! Машина смерти! Его группа десяток кишлаков за пару недель – как корова языком слизала. Стариков, детей…
– Может быть, хватит? – посоветовал Молчун.
– Это правда, Геннадий? – спросил Балагур.
– Что было – то было. Врать не буду. Только зачем эта сволочь именно сейчас всё на белый свет вытряхивает?
– Это же ужасно! Как ты мог? – Маруся отсела подальше.
– Потому что – война. Вот ты того седого пырнула, о чём думала? И я тоже защищался. Чего скрывать, мстил даже. За парней наших убитых. Потому как дурак был, а надо мной ещё дурнее сидели и приказы строчили. Пример перед вами, – кивнул на Ивана.
– Говорите пока. Можете товарищеский суд организовать. Только осторожно, он буйный, когда рассердится. Так психиатр определил. А мы с хлюпиком пойдём маршрут сверим.
– Не могу я идти. Сил нет, – протестовал Сашка.
– Поднимайся. Седалище оторви. Пойдём, кому сказано!
Уныло и покорно Шурик поплёлся за Командиром.
– Чтобы это могло значить? – задумался Балагур.
– Тоже осуждаешь? – хмыкнул Молчун.
– Недооценивали мы Ивана Николаевича. Задумал что-то. Поссорить нас хочет! Как бы Санька не проболтался. Не нравится мне! Может, зря всё затеяли?
– И так устали, как собаки, а он ещё на нервы капает, – фыркнула Маруся. – Эй, командос, закурить дай.
– Если его не скрутим – неприятностей не оберёмся. Чует моё сердце, – заявил Молчун, обернулся к Марусе. – Ты и вправду из интерната.
– С Марса я, марсианка.
– Ага, – он на минуту задумался. – Я тебе пистолет дам.
– Что ещё придумал? – оживился Балагур.
Молчун склонился к роднику, подставил губу, напился, смахнул капли с подбородка:
– Меняем всё. Шурика не посвящать.
