– Не будет ли электрическая лампа выделять слишком много тепла? – сводил брови озабоченный судья.
– Тепло «русской свечи» ничто по сравнению с тем, которое дает газовая горелка.
– Что делать с тем, что яркий свет лампы опасен для зрения, смотреть на него нет никакой возможности?
– Солнечный свет еще ярче, но ни у кого не вызывает нареканий, а кроме того, лампы, конечно, стоит вешать вверху, а не на уровне глаз.
– Правда ли, что электрические лампы производят веселящий газ?
– В очень малых количествах, совсем не заметных окружающим.
– Будут ли лампы коптить?
– Совсем нет, и мебель, шторы и картины, наконец, приобретут приличный вид.
– Правда ли, что электричество дороже газа?
– Безусловно, но оно дает и больше света, – отмечали инженеры.
В итоге «суд» заключил, что индустриальное будущее именно за электрическим освещением и что электрическое освещение может использоваться в общественных местах – таких, как большие магазины, площади, вокзалы и фабричные цеха.
Электрическое освещение сначала было таким дорогим, что в частном быту стало аристократической привилегией. «Подождите, не пройдет и полугода, как я проведу сюда электричество, и вы не узнаете этих мест! У входа будут гореть фонари Эдисона и Свена в тысячу свечей»
[403].
Тут сэр Генри Баскервиль имел в виду фонари при въезде в имение, а не в самом доме. Но электричество стремительно становилось дешевле и доступнее.
В 1890 году в Лондоне было уже девять электроосветительных компаний и 66 подрядчиков по электроосвещению и электроснабжению.
Но было ли электрическое освещение на Бейкер-стрит – неизвестно. В рассказе, написанном в 1903 или 1904 и опубликованном в 1905 году, в доме мерзкого шантажиста Милвертона «огонь в камине ярко горел и освещал комнату. Возле дверей я увидел электрическую кнопку, но включать свет не было надобности, даже если бы это было безопасно»
[404]. Газовое освещение использовалось в Лондоне до 1930-х годов. Возможно, герои «Шерлока Холмса» так и не перешли на электричество.
Тем более Шерлок Холмс на уединенной ферме в Суссексе, скорее всего, так и скончался в эпоху газа и свечей.
Опять: о чем не писал Дойль
Сэр Артур откровенно любит Лондон. Такой, как есть, – с трущобами Восточного конца, пропахшими испражнениями и креозотом, и роскошными особняками на Западном конце. С кебами и полицейскими в островерхих киверах, уличными попрошайками и лесом мачт на Темзе. Это его город, столица его отечества.
Но у нас нет причин не замечать: Ватсон и Холмс живут в нечистоплотном, опасном для жизни человеческом муравейнике. Этот город разделен между разными человеческими кастами, которые почти не смешиваются и даже почти не встречаются. Он плохо освещен, плохо организован, плохо управляется. В этом городе тесно. Громадные пространства этого малоэтажного муравейника связаны в основном конной тягой, передвижения в нем осуществляются фактически со скоростью пешехода.
В этом городе неповоротливые омнибусы еле протискиваются по узким уличкам, а волны смога могут прикончить того, кто послабее.
Современному россиянину пришлось бы туго в Москве или Петербурге начала XX столетия. Но Лондон времен Ватсона и Холмса – намного менее пригодный для жизни город, чем тогдашние Москва и Петербург. Жить в нем хорошо только для людей высшего класса и среднего высшего класса. Для двух-трех миллионов англичан из 35–40 миллионов жителей Соединенного Королевства. Остальным стоит посоветовать уехать в колонии или эмигрировать в Россию.
Глава 15
Дома, в которых они жили
Лондон – чудесное место, если вы можете уехать из него.
Артур Бальфур
В мире поместий
Идеал англичанина – жизнь в поместье, с парком, большим домом и слугами. «Уединенный особняк Брайарбрэ, находившийся всего в нескольких минутах ходьбы от станции, окружали обширные луга. Мы вручили свои визитки горничной, и она проводила нас в элегантную гостиную»
[405].
«Дом Треворов представлял собой кирпичное здание, старомодное, просторное, с крышей, поддерживаемой дубовыми балками. К дому вела красивая липовая аллея. Неподалеку, на болотах, можно было отлично поохотиться на уток и порыбачить. У Треворов была небольшая, но хорошая библиотека, которая, как я понял, досталась им от предыдущего владельца, и вполне сносная кухарка. Короче говоря, только самый привередливый человек мог бы отказаться провести месяц в таком чудесном месте»
[406].
Даже если помещик не богат, его дом впечатляет: «Обширный парк раскинулся по склону холма, переходя в густую рощу на вершине; из-за веток виднелись очертания высокой крыши и шпиль старинного помещичьего дома. Дом был из серого, покрытого лишайником камня и имел два полукруглых крыла, распростертых, словно клешни у краба, по обеим сторонам высокой центральной части»
[407].
Ну да, «в одном из этих крыльев окна были выбиты и заколочены досками; крыша местами провалилась. Центральная часть казалась почти столь же разрушенной, зато правое крыло было сравнительно недавно отделано, и по шторам на окнах, по голубоватым дымкам, которые вились из труб, видно было, что живут именно здесь. У крайней стены были воздвигнуты леса, начаты кое-какие работы. Но ни одного каменщика не было видно»
[408].
И все равно это замечательное место, и живут в таком доме очень просторно.
Таковы же и городские особняки: «Я быстро нашел Брайени-Лодж. Это изящная двухэтажная вилла, стоит она у самой улицы, позади нее сад. На садовой калитке массивный замок. В правой части дома – большая, хорошо обставленная гостиная с высокими окнами, почти до полу, а на окнах нелепые английские задвижки, которые откроет любой ребенок. За домом ничего особенного, кроме того, что с крыши каретного сарая можно попасть в окно галереи. Я внимательно осмотрел дом, но больше ничего интересного не заметил. Затем я пошел по улице и в переулке за садовой оградой обнаружил, как и ожидал, извозчичий двор. Я помог конюхам почистить лошадей и получил за это два пенса, стакан портера пополам с элем, две щепотки табаку и вдоволь сведений о мисс Адлер и о нескольких других людях, живущих по соседству»
[409].
