Его комиссовали и с медалью отправили домой. Решив не возвращаться на обувную фабрику, в Новом Орлеане он задержался всего на несколько дней. Распродал всю дорогую мебель и столовое серебро Марии – та ни слова не сказала, – а затем посадил семью в поезд и перевез в Северную Каролину. От старого друга он узнал, что его отец и мать умерли, так что теперь руки у него были развязаны.
Он убедил Марию начать новую жизнь – поселиться с ним на побережье Северной Каролины, в рыбацкой хижине, что построил когда-то его отец. За жилье платить не надо, и Джейк мог бы окончить школу. В Баркли-Коув он купил рыбацкую лодку, погрузил туда семью со всеми пожитками – гору скарба венчали несколько дорогих шляпных коробок – и повез их, миля за милей, сквозь плавни. Когда вошли наконец в лагуну, где под прибрежными дубами ютилась развалюха с ржавыми проволочными дверьми, Мария, прижав к себе младшего, Джоди, чуть не расплакалась.
Джейк успокоил ее:
– Не грусти, я быстро все тут починю.
Но Джейк ни хижину не отремонтировал, ни школу так и не окончил. С первых же дней он зачастил в “Болотные огни” – играл в покер и топил в стакане воспоминания о том окопе.
Мария как умела вила гнездо. На дешевой распродаже она купила простыни, чтобы застелить матрасы на полу, и жестяную ванну; белье она стирала под краном во дворе и, сама освоив все премудрости, разбила огород, завела кур.
Вскоре после приезда она принарядила детей, повела в Баркли-Коув и записала в школу. Однако Джейк, презиравший учебу, заставлял Мэрфа с Джоди прогуливать школу, мол, пусть лучше ужин добывают – рыбачат или стреляют белок.
Всего лишь раз Джейк взял Марию прокатиться на лодке под луной – так была зачата их младшая дочь, Кэтрин Даниэла. Когда девочку кто-то спросил, как ее зовут, она ответила, что Киа, и это прозвище прицепилось к ней.
В редкие трезвые дни Джейк вновь мечтал, что окончит школу и заживут они по-новому, счастливо, – но тут же тенью надвигалось воспоминание про тот окоп. В прошлом гордец и упрямец, силач и красавец, он сделался сам себе противен и топил презрение к себе в бутылке. Скоро он влился в круг здешних выпивох, забияк и сквернословов – ничто в жизни не давалось ему так легко.
17
Переступая порог
1960
Однажды тем летом Киа приплыла на своей моторке к Скоку.
– И вот что еще, – сказал Скок, – мисс Киа, тут люди какие-то шляются, спрашивают про вас.
Киа, против обыкновения, не отвела взгляд, посмотрела на него в упор.
– Какие такие люди, что им надо?
– Наверное, из социальной службы. Все-то им надо знать: здесь ли папаша ваш, да где ваша мама, да пойдете ли вы нынче осенью в школу. И в котором часу вы появляетесь тут – вот что они выведать хотели.
– Ну а вы?
– Уж я-то старался их сбить со следу. Говорю, мол, папаша ваш жив-здоров, рыбачит и все такое. – Он рассмеялся, запрокинув голову. – Говорю, не знаю наперед, когда она в следующий раз приплывет. Вы не бойтесь, мисс Киа. Пусть еще хоть раз сунутся – Скок их пошлет искать ветра в поле!
– Спасибо. – Киа заправилась и поплыла прямиком домой. Теперь надо быть начеку – может, присмотреть местечко на болоте, чтобы прятаться, покуда им не надоест ее искать.
В тот же день, под вечер, когда причалил к берегу Тейт и с шорохом ткнулась в песок его лодка, Киа спросила:
– Можем с тобой видеться где-нить еще, не здесь?
– Привет, Киа, рад тебя видеть! – сказал Тейт, не успев выйти из лодки.
– Как думаешь?
– Во-первых, не “где-нить”, а “где-нибудь”, а во-вторых, воспитанные люди сначала здороваются, а потом уж просят о чем-то.
– Ты сам иногда говоришь “где-нить”, – отозвалась Киа, сдерживая улыбку.
– Да, у всех у нас тут южный говор, Северную Каролину из нас не вытравишь, но надо стараться.
– Доброго вам дня, мистер Тейт! – Киа сделала шутливый книксен, и Тейт понял, что в этой скромнице притаился бесенок. – Можем мы встречаться не здесь, а где-нибудь еще? Ну пожалуйста!
– Да, конечно, но почему?
– Скок сказал, меня социальные службы ищут. Боюсь, поймают меня, как рыбешку в сеть, отдадут в приемную семью или куда-нибудь еще.
– Что ж, затаимся где-нибудь подальше – там, где раки поют. Не завидую твоим приемным родителям. – Каждая черточка его лица смеялась.
– Что значит “там, где раки поют”? Моя Ма так говорила. – Киа вспомнила, как Ма приучала ее не бояться болота: “Забредай подальше – в самую глушь, туда, где раки поют”.
– Это значит в лесу дремучем, где звери дикие и повадки у них звериные. Ну что, придумала, где нам встречаться?
– Есть тут одна лачуга. Если знать нужный поворот, можно туда на лодке доплыть, ну а я отсюда пешком дойду.
– Тогда садись ко мне в лодку. Покажешь мне, и в следующий раз встретимся там.
– Если у бревна, где мы лодки привязываем, я оставлю кучку камней – значит, ушла туда. – Киа указала на берег лагуны. – Ну а если нет, значит, я где-то здесь и выйду, как услышу твой мотор.
Не спеша пересекли они болото, затем повернули на юг, в открытое море, прочь от Баркли-Коув. Киа потряхивало на носу, ветер выдувал из глаз слезы, свистел в ушах. Когда впереди показалась бухта, Киа направила Тейта в узкий ручей, прятавшийся в ежевичнике. Несколько раз ручей сужался, но Киа жестом показывала: вперед – и они продирались дальше сквозь колючки.
Наконец впереди завиднелся широкий луг, на берегу ручья стояла покосившаяся бревенчатая лачуга. Бревна прогнулись, некоторые валялись в траве, как бамбуковые палочки, крыша смахивала на кривобокую шляпу. Тейт выволок лодку на илистый берег, и они молча прошли в зияющий дверной проем.
Их встретили тьма и крысиный душок.
– Надеюсь, ты здесь жить не собираешься, как бы потолок не обвалился. – Тейт толкнул стену: вроде прочная.
– Но спрятаться можно. Припасу еды, вдруг придется скрываться.
Когда глаза привыкли к темноте, Тейт посмотрел на Киа.
– Киа, а в школу вернуться ты не думала? От этого не умирают, но если вернешься, тебя оставят в покое.
– Они, наверно, поняли, что я тут одна, и если пойду в школу, сцапают меня, упекут в приют. Да и поздновато мне в школу-то. Куда меня посадят, в первый класс?
У Киа от ужаса даже дыхание сбилось, стоило ей представить, как она сидит на низеньком стульчике, а кругом малышня, и все, кроме нее, правильно говорят, с легкостью считают до пятидесяти.
– Так ты решила всю жизнь на болоте в одиночку проторчать?
– Уж лучше здесь, чем в приюте. Па грозился нас туда сплавить, если будем плохо себя вести. Говорил, там все злые.
– Нет, не злые. Не все. В основном добрые люди, детей любят, – возразил Тейт.
