— Нет, это не конец, — ответила она. — Этому никогда не будет конца.
Испустив крик отчаяния, Клара бросилась к другой двери — та была не заперта: девушка включила свет и оказалась в комнате с матрасом на полу, рядом стоял деревянный шкаф, наверху которого она нащупала ключ. Схватив его, Клара вернулась к запертой двери. Трясущимися руками она вставила ключ в замочную скважину, повернула и рывком открыла дверь. Комната была погружена в темноту, Клара щелкнула выключателем и вскрикнула от ужаса. На кровати с кляпом во рту, весь обмотанный толстой изолентой, лежал Люк, его глаза чуть было не вылезли из орбит, когда он испустил отчаянный приглушенный стон.
Клара застыла как вкопанная, и Роуз пробежала мимо нее. Обхватив сына руками, она заголосила: «Ох, мой дорогой, мой дорогой мальчик», следом зашел Оливер, он опустился на колени рядом с Люком и стал разрезать изоленту одним из ножей Мака, а потом тоже обнял сына. Когда Люка освободили от кляпа, он закашлял, сплюнул несколько раз и облегченно выдохнул. Он жутко выглядел: тощий, покрытый синяками, футболка перепачкана кровью, глаза впали, побледневший и осунувшийся, руки изрезаны ножом, раны сочатся. Когда Люк посмотрел мимо своих родителей в сторону Клары и произнес ее имя с облегчением и тоской, она очнулась от оцепенения и подошла к нему, крепко прижала к себе его исхудавшее тело и всё напряжение, все волнения и страхи последних недель ушли, и слезы хлынули большим потоком.
Потом, почувствовав, как он напрягся, Клара проследила за его взглядом и увидела, что он смотрит на стоящую около двери Ханну: Том крепко держал ей руки за спиной, но глаза Ханны блестели и ее почти лихорадило от восторга. Люк неуверенно встал на ноги, злость вызвала в нем прилив энергии, он прошел через всю комнату и встал рядом с Ханной.
— Ты, чертова сука, психопатка, — закричал он с раскрасневшимся от гнева лицом, — ты — долбаная злобная тварь!
Ханна рассмеялась.
— Спокойнее, спокойнее, Люк.
— Я убью тебя. Убью ко всем чертям!
— Ох, боже ты мой, прекрати распускать нюни, — сказала Ханна. — Я тебя кормила, не так ли? Ну, иногда… — Она вздернула брови. — Даже провожала тебя до горшка, когда было совсем невтерпеж.
Клара увидела, как Люк вспыхнул от унижения. И потом она сделала то, что раньше никогда не делала. Она подошла к Ханне и наотмашь ударила ее по лицу так сильно, что звук от пощечины эхом прокатился по комнате, а ее ладонь заныла от боли.
У Ханны перехватило дыхание, в ее глазах на мгновение загорелся злобный огонек, но она быстро пришла в себя, и ее лицо приняло насмешливое выражение.
— Наконец-то хоть у кого-то есть яйца.
Клара посмотрела на нее с отвращением.
— Что теперь? — спросила она. — Отправишься за свои дела в тюрьму. И какой в этом смысл?
— Какой смысл? — переспросила Ханна. — Это. — Она жестом показала в сторону стоявших перед ней Роуз и Оливера — отчаявшихся, сломленных. — Смысл в этом.
— Ты обещала оставить нас в покое, — сказал Оливер. — Мы заплатили тебе не одну тысячу, чтобы ты держалась подальше от Тома, подальше от всех нас. Ты сказала, что на этом все закончится.
— Ну да. Пока я вновь не встретила Люка.
— Где? — спросил Том.
Ханна вызывающе повела плечами.
— Я только вышла из реабилитационного центра — дерьмо собачье, куда меня отправили по решению суда после последнего ареста, — и попрошайничала около станции Лестер-сквер. И тут он появился, как подарок небес. Я сразу его узнала. — Ее лицо озарилось, словно это было одним из лучших воспоминаний. — Я проследила за ним до офиса, потом до дома, и прошлое снова нахлынуло на меня. — Она посмотрела на Оливера. — Что ты сделал, как отдал меня. И вот стою я там с протянутой рукой, уламываю незнакомцев, чтобы как-то сводить концы с концами, и думаю, интересно, как там поживает мой дорогой папочка?
Она помолчала, пристально глядя на Оливера.
— У меня вошло в привычку всюду следовать за ним и я кое-что раскопала. — Она посмотрела на Клару и расхохоталась. — Выяснилось, что милый Люк не такой уж пай-мальчик, не так ли? Выяснилось, что он трахает офисную шлюшку. И я подумала, вау, яблочко от яблони недалеко падает, да? — Она вновь уставилась на Оливера. — Я поняла, он как ты: прикидывается благопристойным честным парнем, а на поверку оказывается отвратительным, мерзким ублюдком. Чертов грязный манипулятор! — Она улыбнулась. — Что отец, что сын.
Воцарилось гробовое молчание. Вся веселость сошла с лица Ханны, не спускающей глаз со своего отца.
— Это меня действительно взбесило, — сказала она спокойно. — Я как будто вернулась в прошлое. И я стала посылать ему сообщения, издеваться над ним, давая понять, что я за ним наблюдаю, что мне известно какой он человек, и через какое-то время я поняла, что могу убить трех зайцев одним выстрелом: воздать Люку по заслугам, получить еще немного деньжат от тебя, папочка, но, самое главное, — она посмотрела на Роуз, и выражение ее лица, ледяная ненависть во взгляде заставили Клару содрогнуться, — самое главное — отплатить тебе, убийца сраная, той же монетой.
Роуз побледнела.
— О чем ты говоришь?
— Я могла оставить тебя в покое на несколько лет, но я никогда не забывала о том, что ты сделала. Ты убила мою маму, забрала ее у меня — так почему бы и мне не забрать что-нибудь у тебя? Почему бы Люку не умереть — это все, чего ты заслуживаешь.
— Ты собиралась его убить, — прошептала Клара, осознание того, что они едва не потеряли Люка, пробрало ее, как прикосновение холодного щупальца.
Прежде, чем Ханна успела ответить, Роуз прокричала:
— Я не имею никакого отношения к смерти твой матери! Она спрыгнула!
— Чушь собачья! — Взгляд Ханны был полон отвращения. — Она бы меня не оставила. Я — все, что у нее было. Ты последней видела ее в живых. Ты убила ее.
Роуз сделала шаг к Ханне.
— Послушай меня! Твоя мать была разгневана, не контролировала себя! Она была серьезно больна, она сама спрыгнула.
— Я тебе не верю.
— Где моя дочь? — безнадежно спросила Роуз. — Ты знаешь, где она, что с ней случилось? Скажи, где Эмили, ради всего святого!
— Она мертва, — последовал торжествующий ответ. — Всё так! Умерла так же, как и моя мама — сброшена пинком под зад в море.
С лица Роуз сошли все краски.
— Нет… — Она покачала головой: — Нет… я тебе не верю. Я знаю, ты лжешь.
Ханна засмеялась.
— Я ей сказала, что встречу ее на скале в Данвиче. Сказала, что хочу пойти туда и вспомнить свою маму. — Она насмешливо улыбнулась. — Она казалась себе такой благородной, когда сопровождала меня туда, стояла рядом с бедной покинутой сестрой, которую раньше не знала, отказавшись от родителей, отправившись в самостоятельное плавание, чтобы кому-то что-то доказать. Господи, ее просто распирало от этого чувства — обыкновенная лицемерная сука! Скажем начистоту: я оказала миру большую услугу. Но, как бы то ни было, теперь ты знаешь. Красиво, правда? — Она посмотрела на Роуз и Оливера. — Ваша дочь и моя мама нашли последнее пристанище в одном и том же месте. Как поэтично, не правда ли?
