— Я испытываю к тебе точно такую же жажду, которую испытывал разве что в детстве, наигравшись на улице. Да, я, пожалуй, наигрался и готов начать серьезную семейную жизнь.
— Ты опоздал.
— В смысле? Разве не ты все время тянула меня в ЗАГС? Я образно.
— Хорошо, тогда я тоже образно: то было зимой. Кто тебе сказал, что хочу серьезной жизни? Тем более на улице весна. Сейчас как никогда я хочу жизни легкой, бесшабашной, безумной.
— Предлагаешь мне еще поиграть на улице?
— Конечно. Потом утолим жажду вместе.
— Мне будет страшно за тебя. На улице так много безумцев. Тебе не кажется, что в городе все немного сошли с ума?
— Так солнце вышло.
— Похоже, у тебя тоже?
— Вообще-то я на луну смотрю.
— Актуально, — посмотрел я часы, которые поставили мне двойку за предложение.
Она оставалась у меня до тех пор, пока мне не надоело, не надоело, что она уходит.
Артур склонял меня к сожительству, весна — к свободе, самолюбие к браку. Я была слишком юной, чтобы понимать, что в любой бытовой весне не хватает свободы. Однако надо было решаться. Тем более многие из подруг давно замужем. Поживу, а там видно будет. «Хочешь узнать человека поближе — приди к нему с вещами», — приехала она однажды с ними.
* * *
«Мужчины, мужчины. Бестолково спорить с женщиной, которую любишь, все равно придется мириться». Кофе улыбался. Глядя на эту улыбку, я понимала, что умение радоваться жизни — самое необходимое из всех. Никто не сможет этому научить, только сама себя. «Мужчины, мужчины, как плохо вы нас знаете. У каждой женщины есть свои плюсы и свои минусы. Женщина — ток, ни дать ни взять. Кого-то ударит, а кто-то сможет от этой розетки светиться всю свою жизнь».
В это время Артур смотрел в потолок, он знал, что в ожидании главное — дождаться. Когда он спорил с женой, одна часть его тела была полностью с ним солидарна, другая же сомневалась, у нее уже были совсем другие планы на эту ночь. В ссорах имелась своя особая романтика. Несмотря на скандалы, мы были надушены любовью. «Романтика — это духи любви», — соглашался он, но все еще не мог заставить себя подняться и пойти к Шиле на кухню, откуда несло кофе.
— Злой ты какой-то, едкий.
Глаза ее были, как две большие маслины, в которых сейчас вместо меня отражался совсем другой человек. Она будто смотрелась в зеркало, когда выкладывала свои аргументы. Как мало надо, чтобы помнить, как много надо, чтоб забыть. Женщины — существа злопамятные, но меня это не пугало.
— Чего же не ешь?
— Пить хочу.
— Кофе будете?
— Кофе на ночь не хочу.
— А что вы предпочитаете на ночь?
— Одеяло.
— Ты веришь в любовь с первого взгляда?
— Да… и в секс с первого прикосновения.
— Правильно, мужчину надо любить, очень любить, так, чтобы у него не оставалось сил на глупости. Глупости — женская прерогатива.
Горизонт хотел склонить солнце к сожительству, но оно не склонялось. По крайней мере в нашем языке. Оно долго гуляло с горизонтом, пока, наконец, не добилось своего и не вышло за него.
* * *
Коты играли, собака тявкала и тоже просилась в игру, но ее брали неохотно. Ребенок в люльке в соседней комнате. Я наблюдал за зверинцем, между тем Вика рассказывала о своей любви к животным так страстно, что мне показалось, как последние вдруг полезли у нее отовсюду, я чувствовал, как набухают с каждым словом ее соски и открывается течь, и вот уже щенки лезли у нее из всех щелей. Марс занимался кофе, выставляя на стол чашку за чашкой. Высокий, красивый, с сильными волосатыми руками, которые сейчас добывали кофе, Марс был планетой во всех отношениях. Его появление, словно шампанское, поднимало всем настроение, что дома, что на работе, что на земле, что в воздухе. Все мечтали попасть в его отряд, зная, что в этом случае полеты наяву пройдут как во сне. Кофе-машина была на пределе, она гнала, словно боялась опоздать. Кофе-машина гнала нам самое дорогое кофейное дерьмо в мире, мы пили лювак. Я вчитывался во вкус, проворачивая в голове технологию его приготовления на фабрике. А фабрикой был мангуст, кофе проходил, как по конвейеру, сквозь зверька, ферментируясь, потом его собирали, сушили и жарили люди. «Для полного комплекта в комнате не хватало только мангустов». Вкус у кофе сладковатый, навязчивый, как всякое дерьмо, вино пошло бы лучше, но я был за рулем.
— Разве ты не понимаешь, что первый сын бывает только раз? — пытался совратить меня Марс.
— Но почему из-за этого надо упиваться вусмерть? — вмешалась в мою защиту Вика.
— Почему вусмерть? По бокальчику.
— Как ты?
— Мне можно, — усмехнулся пьяным скрипом Марс. — Мне можно, я отец.
— Долго будешь гордиться?
— Всю жизнь, — махнул рукой на нас Марс и прикончил очередной бокальчик.
Я стал законопослушным. И уже не хотел рисковать, как мог себе позволить года три назад. Что-то случилось. Шабаш бесшабашности, авось в авоську, экстрим в экскременты. Полный лювак.
Вика болтала без умолку, было слышно, что у нее накопилось, а излить особо некому, так как Марс разговорчив только когда выпьет. Стоило ей только остановиться на каком-нибудь предмете, как она начинала во всех подробностях освещать, откуда он у нее взялся и куда делся, будто это был не обычный треп, а роман с предисловием, в котором автор хотел напомнить во всех красках содержание предыдущих серий. Сейчас мы остановились на холодильнике, который они купили недавно (где, как, когда и почему) и который теперь было не закрыть. Я внимал. Где-то рядом я услышал странные хлюпающие звуки, потом потянулось нытье.
— Это откуда?
Мама показала мне на трубку. Которая уже совсем разрыдалась.
— А, удобно.
«Какое счастье». Вике пришлось свернуть тему холодильника: быстренько покидать туда все свое барахло и захлопнуть. Вика тяжело встала и вышла в другую комнату, чтобы успокоить малыша.
— Скоро их тоже начнут таскать за хвост, — указал я на котов, которые никак не могли угомониться.
— Ага, скоро у них начнется настоящая жизнь. Скоро они поймут, кто в доме хозяин. Маленький Федор, который сейчас ноет в коляске. Это и будет ваш новый хозяин.
Кот навострил уши, будто понял, что дело пахнет жареным.
— О, по-моему, он понимает? — взяла кота на руки Шила, несмотря на то, что у нее была жуткая аллергия на кошек. Она не могла себе отказать в этом удовольствии.
Шила так ласково гладила кота, что ему захотелось поменяться с ним местами или хотя бы шкурами. Марс посмотрел внимательно на Шилу: «Она была стройна, как юное цветущее растение». Я никак не мог понять, как в этом тонком девичьем стебельке умещается такая большая душа.
