Иногда я выписывал свои признания на экран и потом давал почитать Шиле. Было интересно следить за выражениями ее лица, выражаться оно умело. Слова бы такого никогда не передали. Следую словам старика, формула ее хорошего настроения была проста: улыбка равна сумме уголков рта.
— Мир прогнулся и живет в другом измерении. Не люди кругом, а опята, — снова подошел ко мне этот чудак.
— Опята? — качнуло меня вместе с трамваем.
— Вот ты можешь отличить настоящих людей от ложных?
«Легко. Достаточно познакомься с кем-нибудь в Интернете. На первом же свидании ощутишь эту разницу», — ответил я про себя, не желая вступать в полемику с дедом, и вышел на остановке.
* * *
— Вроде весна. Все равно грустно как-то, серо.
— Поменяй обои.
— На кухне?
— В голове.
— На какой цвет? — не думал обижаться Артур.
— Неважно, главное, чтобы цвет был.
— Мы же не пара, как мы столько времени вместе.
— Почему не пара?
— Потому что пара — это не то, что нас двое, это то, что в ней нет места третьим лицам, — вдруг Шиле захотелось рассказать обо всем Артуру. Она даже провела по своим губам, которые еле сдерживались.
— А кто третий?
— Иногда мне казалось, что нас больше, чем двое: может, дети скоро пойдут, или мы лицемерим уже так правдоподобно. «Неужели ты не догадываешься? Дай по столу кулаком! Дай! Чтобы я разревелась, как настоящая баба, и выложила все», — молила про себя Шила.
— Иногда ты настоящая мегера. Я уже думал, что ты связалась с кем-то.
— Да, я не сахар, — поняла уже Шила, что сейчас они отшутятся, все ее намеки сойдут на нет, в лучшем случае все закончится сексом. — Я боюсь в тебе раствориться. Возьми меня.
— Зачем тебе это?
— Будешь носить.
— Шилу в постели не утаишь.
Я взял ее без колебаний, насколько только мне позволила фантазия. Без куража, какой секс. Медленно, но верно я настроил свою антенну и начал ловить ее волну, волну, на которой сейчас каталась Шила.
«Удивительно, что он до сих пор меня хочет. Неужели мужчины настолько бесчувственны? Я бы заметила запах другой женщины за версту», — вздыхала страстью на качелях любви Шила. Тело качало душу, но той почему-то было невесело. Душа и тело всегда находились не только в разных весовых категориях, не только в разных возрастных рамках, не только с разными людьми, но и в разных позах, как сейчас.
Скоро я вернулся с зоны, с ее эротических зон. Что-то было не так. Я кончил, а Шила как будто бы нет, и это беспокоило странно. Теперь я не знал, что мне делать, а, главное, с кем. «Мир изменился или ты?» Шила изменила меня так сильно, не было аппетита есть то, что ели другие. «Чтобы не замечать мелочей сексуальной жизни, ты наполняешься пивом или болтовнею друзей или тебя выгуливает собака, либо ты все еще держишься за руль. За тебя уже все придумано, за тебя все решено, твое будущее, ваше будущее, скоро ты его получишь, вместе с блинчиками, которые она будет складывать утром в стопку, как мечты».
* * *
— Какие красивые глаза!
— Просто они смотрят на тебя.
— Почему с годами все труднее влюбиться? — лежала Шила рядом с таким же, вылюбленным до дна телом. Ее тело было предано постели, иногда ей даже казалось, что она только для этого и рождена, чтобы заниматься. Любовью.
— Все из-за одиночества, оно словно любимое животное. Его не бросить и отдать некому. У всех полно своего.
— А это что у тебя? — разглядывала она его тело уже после, мерцающее отсветами телевизора, который работал не покладая кристаллов, и, судя по эпической музыке, вещал «Голливуд».
— Шрам. С армии остался.
— Шрамы украшают мужчину.
— А женщину?
— А женщину украшают мужчины со шрамами.
Шила погладила рубец, потом переключилась на мужскую ладонь, что лежала на груди рядом со шрамом.
— У тебя не вены, а электрические провода, — водила она пальцами по его сильной руке. — И по ним не кровь бежит, а ток высокого напряжения. Твои прикосновения убивают во мне любовь ко всем окружающим.
— Только врагов, которые тебя окружали.
— Да, врагов хватает.
— Такую, как ты, должны окружать феи.
— Среди женщин это редкость. Тебе самому феи когда-нибудь встречались?
— Знавал я одну.
— Где ты ее нашел?
— Девушка сидела на скамейке в коротеньком летнем платье. Она ела мороженое и болтала ногой.
— Какие разговорчивые, какие красноречивые ноги, — подумал ты. — Такие могли бы рассказать много интересного.
— Дико захотелось с ними поболтать.
— Что они тебе рассказали?
— Только то, что работали в книжном.
— Красивая?
— Она так красиво говорила, что ни один мужчина не мог от нее уйти… без романа.
— Ты тоже?
— Почитал и поставил обратно на полку.
— Значит, просто привлекательная. «Вот в чем дело, вот в чем разница, — пронеслось последней электричкой в голове Шилы. — Он бесстрашный, этот Марс, он не боится меня потерять, в этом вся твоя привлекательность, в этом твой дух. Артур никогда бы не стал ранить мое присутствие другими женщинами».
— Женщине необходимо быть привлекательной. Привлекательность — это ее запах.
— Как тебе удается так с нами, так легко. Взял, почитал, поставил обратно.
— У меня в голове памятка, памятка романтику: «Если вы встретили настоящую женщину, будьте бдительны, не разбрасывайтесь словами. Помните, что настоящего мужчину создают поступки». Теперь я понимаю, из чего я создан.
— Какое приятное самолюбие.
— Ты еще не знаешь, из каких. Я создан из необдуманных поступков. Ты когда-нибудь совершала необдуманные поступки?
— Только этим и живу.
— Красиво живешь.
— Красиво, только одного не понимаю, точнее двух. Какого черта ты меня так редко? Какого черта я тебя так сильно? — хотела натравить на Марса свои руки Шила. Но не было никаких сил, даже ущипнуть. Пальцы ее снова коснулись шрама: — Ты не любишь меня.
— Я знаю.
— Удивительная штука любовь: болеешь одним человеком, выздоравливаешь другим.
— Что ты сказала?
— Никогда у меня такого не было, чтобы меня влюбили, не любя… — Рука ее замерла, будто в суставе села батарейка, Шила уснула. Он тоже закрыл глаза. Потом снова открыл эту комнату и стал изучать обстановку. Она показалась ему молчаливой, но дружелюбной.