— А что тебе снилось?
— Будущее. Несчастное какое-то. Пасмурное.
— Да. Счастливые люди, как правило, не знают, что будет завтра, и как правило номер два — не зацикливаются на том, что было вчера. Неужели тебе надоело быть счастливым?
— Для счастья мне не хватает кофе. Кофе будет? — открыл он глаза и увидел Шилу.
— Кофе будит, если хороший.
— Ну, и? Не вижу действий. Я вижу, девушка чем-то взволнована. Дай я приласкаю твои мысли.
— Что могло бы случиться сегодня, начни я день не с кофе, а с шампанского.
— Не знаю.
— Вот и я не знаю. Семь утра. Встаю ради чашки кофе, а потом не замечаю, как день прошел. И так каждое утро. Где все самое потрясающее, ради чего мы родились? Сколько можно ждать?
— Самое потрясающее случается, когда ты этого не ждешь, и уж тем более не стоишь за этим в очереди.
— Ты сейчас в какой очереди? — поцеловала его Шила в волосатую грудь.
— За шампанским. Что у нас есть к шампанскому?
— Ванна.
— Сейчас наберу.
— Не, чуть позже, когда я доеду до работы. Мне уже бежать надо.
— Что, даже чаю не выпьешь?
— Я в девять утра должна уже работать.
— Что за глаголы «должна», «работать»?
— В данном случае это не глаголы, это форма существования.
— Что за форма такая? Надо ее скидывать скорее.
— Я бы с радостью, но как?
— Я тебе помогу.
— От тебя дождешься. Семь пятнадцать утра, а меня еще никто не поцеловал.
* * *
— Ты чего кричишь? — толкнула меня в постели жена.
— Опять приснилось, что меня повторно забирают в армию. Я им объясняю, что я там уже был, что это какая-то ошибка. А мне говорят: «Ты смотрел фильм “Двенадцать лет рабства”?» — «Да при чем здесь это? По какому праву вы меня забираете?» — «По факту, посмотри фильм, ты все поймешь».
Рассказывал я свой сон Шиле, хотя она слышала его уже не раз, но все чаще не слушала. Я понял, что она снова уснула.
Это сновидение преследовало меня давно. Воевать не хотелось, армию смотрел целых два года. Я снимал в казарме койку на первом ярусе. Небо затянуто шинелью, только звезды пуговиц. Запах шинели въелся мне в голову и теперь снова напомнил о себе, словно воспоминания открывали какую-то баночку с надписью ДМБ-02, и вот уже кумар войлока заволакивает. Нужен был свежий воздух, чтобы продышать эту армейскую мигрень.
«И здесь звезды». Я вышел на балкон и долго смотрел на звезды: «Мой тусклый свет вряд ли сможет до них когда-нибудь дойти». Мой взгляд спустился ниже и стал шарить, словно фонарик по окнам, веки некоторых были задраны, иные светились, пытаясь выйти за рамки. В окнах мерцала новогодняя суета, настоянная на шишках, набитых за прошедший год. Пахло искусственной хвоей. «Все мечтают светиться поярче, засветиться, — вернулся я к звездам. — Но никто не знает, как. Никто не знает, взойдет ли его звезда или как максимум увенчает елку бытового общежития, а как минимум пролежит на дне внутреннего океана. Некоторые лучше и вовсе не беспокоить». — Вспомнил, как однажды вытащил на берег морскую звезду из средиземной воды. Та была склизкой и холодной, покрытая мелкими щупальцами. Шарм ее на суше сразу пропал, на поверку та оказалась серой, беззащитной и тусклой, сразу захотелось вернуть ее морю за ненадобностью. Позже я видел, как мальчик выудил ее и уже показывал своим родителям.
Луна все это время наблюдала за мной, она набрала за последнюю неделю. «Конечно, сожрать столько темноты», но была еще не полной, вполне себе привлекательной. В нашем понимании она питалась тенью, которую бросала на нее Земля. Вдруг сверху, балконом выше, открылась дверь, и на меня посыпались голоса:
— Влюбленность — мое постоянное состояние. Состояние это мне необходимо, чтобы спасаться от душевной нищеты, чтобы быть щедрой и транжирить его на радость. Когда-то я влюбилась в тебя, но сейчас ты стал деревом. А я дура, не зная, что с этим делать, влюбилась в твою тень.
— Это ты к чему?
— Я говорю, что ты создал из меня свою тень, а потом бросил. Люди бросают тень, — произнесла она задумчиво. Потом улыбнулась. А может, и не улыбалась вовсе, но мне так показалось. Я слушал как зачарованный этот красивый диалог.
— Чувствую себя предателем.
— Ты думаешь, что мужчины чувствуют себя предателями, когда уходят от женщины?
— Только настоящие.
— А ты настоящий?
— Да. Я никуда никогда от тебя не уйду.
— Это противоречит всем законам физики, — разглядывала она себя в отражении в окне. — Мужчины всегда тянутся к тем, кто помоложе.
— Когда человек на грани, он попадает в другое измерение и ему под силу вещи, противоречащие всем законам физики.
— А ты на грани? — пролетела сигаретой комета и скрипнула дверь.
— С тобой иначе нельзя, — помчался ей вдогонку астероид и затворил за собой мизансцену. Она не любила снег. А он еще был. Снег в апреле навевал в ее память бывшего, будто тот звонил, а она не брала трубку, чтобы не накрыло снова. Иногда она меняла мужчин, не то чтобы она беспорядочна в связях, просто ей хотелось поменять тариф. Женщине всегда хотелось что-нибудь поменять, особенно когда не удавалось себя. Этот предлагал свое одеяло, но укрываться пока не хотелось.
«Все мы питаемся друг другом, а потом, когда любовь уходит, ее тенью», — бросил я вместо тени окурок в темноту. Тот воткнулся в снег и погас, а его огонек еще долго дымился в моем подсознании. Я смотрел вниз. К бычку подлетел голубь, но курить не стал. Потом еще один, и еще. Голуби, как серые коты, летать по-старому в другие города не хотят, сплошные променады, а по-новому получается только попрошайничать. Потом выскочил пес и всех их заставил вспомнить, что есть крылья. «Впрочем, и человеку тоже надо постоянно напоминать кнутом или пряником, что у того есть крылья». Жена тоже все время хотела собаку. «Куда ее присобачить в квартире, нам самим не развернуться».
— Мне бы самую маленькую.
— Есть такой зверь, самый мелкий из семейства псовых. Знаешь, как называется? Финик.
— Настолько мелкий?
— Чуть больше 20 см. Думаю, название получил по месту жительства. Живет в Сахаре. И у него прелестно большие уши, — оттопырил я свои.
Потоп, комнату залило женским смехом. Шила смеялась заразительно. Я долго сопротивлялся, потом улыбался, наконец тоже захихикал.
— Вот такого хочу, — кричала она сквозь слезы.
— Такой у тебя уже есть.
— А зачем ему большие такие уши? — оттопырила Шила свои.
— Чтобы охотиться.
— Он что, ушами ловит добычу?
— Ну, почти. Они выполняют роль локаторов.
