— Это я-то прекрасен?
— А начнешь фантазировать, понимаешь, что с этим ничего не выйдет.
— Я уже переживать начал.
— Не переживай.
— Не… переживу, — добавил после паузы Марс.
* * *
Кто-то прятался за помадой, иные за очками, за распущенным волокном, накручивая на палец прядь собственной гривы, кто-то за декольте, куда то и дело норовил провалиться мой любопытный взгляд. Тот праздно блуждал по окрестностям поместья, которое было дано мне в пользование ровно на полтора часа. Сейчас он следил за их руками. Красные ногти — это вызов, они вызывали чувства на бой, черные выказывали превосходство, белые — безразличие, розовые жаждали прикосновений, голубые витали надо всем, над партой в том числе. Цвет неба придавал удивительную легкость пальцам, а, может быть, даже и заданию, над которым студентки работали молча. Мне только после четвертого занятия удалось запомнить имена всех. Теперь я их уже смог привязать к голосам, те тихонько звенели, как осы в гнезде, то и дело вылетая из роя, и тогда значение реплик вместе с авторством доходило и до меня. Иногда я подсказывал, умно вякал, чтобы не одичать, чтобы меня не забывали. Скоро разговоры стали громче, это означало, что публика переключилась от познавательного к личному. Сенсорные экраны начали проверять чувства тактильного.
«¿Quién quiere empezar?
[1]» — оборвала Шила все связи, заставив всех опустить глаза, где-то в параллельном мире, в другой аудитории, на своем уроке.
Здесь же ученица смотрела на Артура, внимательно изучая черты лица. Ах, как же ей хотелось сейчас сложить из них одну изящную линию судьбы.
— Белла, может быть, вы? — оторвал Артур ее от собственного лица, будто боялся, что эти визуальные поцелуи могут зайти слишком далеко.
— Я? — встала Белла из-за стола. — Попробую.
А в голове моей уже звучал ее тонкий голосок: «Дамы и господа, командир корабля “Сафин Марс” и экипаж, мы рады приветствовать вас на борту нашего самолета, который совершает рейс Санкт-Петербург — Барселона. Расчетное время в пути…» Ниточки ее ног были завязаны посередине в коленки, боже мой, до чего они себя доводят, эти прекрасные женщины. «Кто ей поверит, случись что, такой юной? пассажиры слишком капризный народ». Хотелось взять девочку за руку, отвести в столовую и покормить, кормить несколько дней, пока не появится румянец на щеках, а высушенные формы не нальются привлекательной влагой. Мне кажется, она была бы рада такой заботе. Она начала отвечать. Я не слушал и снова подумал о жене. Я действительно думал о ней слишком много. «О чем ты все время думаешь?» — услышал я ее утренний голос за чаем. «Я каждую вторую минуту думаю о тебе». — «А каждую первую?» — «А каждую первую жду с волнением второй». Я прошел по ее изгибам и забрался в ухо. Там было чисто и прекрасная акустика, как в консерватории. Сел в первом ряду, прямо напротив перепонки. Я сидел и слушал ее сольное выступление. «Может, выпьем сегодня?» — «А что, уже пятница?» — «Нет, но почти». В руках мял программку, которую зачем-то купил. Между актами я стал листать. «Вот тебе инструменты, вот тебе исполнители. Всего две странички», — с недоверием я разглядывал задник программки. «Вот тебе и все твое будущее». А голос был прекрасен. Слова струились, и от этого не все в песнях было понятно. Лучше не вдаваться в текст, иначе будут возникать непонятки. «Какой божественный голос», — согласился я с эпитетом, который случайно услышал в гардеробе на выходе из уха. Я вышел на улицу, где пахло весной, меня тянуло на природу, и я решил прогуляться в парк неподалеку. Мой взгляд двинулся к разрезу ее декольте. Я шел по городу, и вдыхал ее, раннюю, свежую, капризную. Жизнь состояла из скромных речей листвы и высокопарных — прилетевших из-за границы птиц. Воздух пропитан весной, словно Франция прыснула из флакона эйфелевой высоты на родину. Но у родины был свой неувядаемый аромат, в котором терялись все остальные. На родине царил аромат одиночества. Даже в этой аудитории, среди такого количества прекрасных девушек можно было, оказывается, одичать, не имея ни одной родной души. Может, поэтому преподы заводят себе любимчиков? Я до сих пор не завел. Я не питал симпатии, они и не росли. В этих стенах я наслаждался одиночеством. Одиночество словно дурная привычка, стоит ему только приспособиться к окружающей среде, как оно сразу же начинает претендовать на четверг, пятницу и на все остальные будни твоей жизни.
Что он знал об этих девушках? Ничего. Что все они соответствовали основным требованиям своей романтической профессии, это — красивая девушка в возрасте от восемнадцати до двадцати семи лет, ростом от ста шестидесяти до ста восьмидесяти сантиметров, с хорошим здоровьем.
Бортпроводница обязана разбираться в типах самолетов, должна уметь оказать медицинскую помощь и правильно вести себя в чрезвычайных ситуациях. Задачей Артура была научить этих девушек правилам эвакуации на суше или воде. При пожаре задача стюардессы — подавить панику, а потом эвакуировать пассажиров за девяносто секунд!
«Как студентки?» — получил я эсэмэску от Шилы ближе к концу занятия.
«Твоя женственность порою зашкаливает».
«Это как?»
«Я бросаю все дела, мчусь к тебе».
«Дамы и господа, наш самолет совершил посадку в Барселоне, температура воздуха плюс двадцать шесть, просим вас не ждать полной остановки самолета, не ждать, пока мы вас пригласим к выходу, а уже выходить, поскольку я дико тороплюсь на свидание с собственной женой», — посмотрел я на своих стюардесс. Кажется, они меня поняли и начали потихоньку собираться.
* * *
— Я проспала, я выспалась, я счастлива.
— Дайте женщине выспаться, и вы узнаете, как она умеет любить.
Шила рассмеялась в трубку.
— Тронуло?
— До слез. Знаешь, какие слова больше всего трогают женщину?
— Какие?
— Я хочу от тебя детей.
— Я бы хотел.
— Я знала, что неотразима. Даже мороженое тает, глядя на меня.
В ответ рассмеялся Марс.
— Кто бы сомневался. Чем занимаешься?
— Кино вижу.
— Смотришь?
— Не смотрю, но вижу.
— А что там идет?
— Не знаю. Хочешь с ним поговорить? Передаю ему трубку, — прибавила звука телевизору Шила и протянула ему трубку.
— Иногда мы с ней играли в покер на раздевание, хотя не умели. В итоге в этом страстном обнаженном азарте мы выигрывали оба, — услышал в трубку Марс.
— Слышал? — вернула она телефон своему лицу.
— Может, нам тоже сыграть?
— А мы что, по-твоему, делаем?
— Рискуем.
— Ты опасный, — вдруг ощутила она на себе прикосновения его волосатого тела так, что дрожь пробежала по полю ее чувств, пытаясь найти выход из западни. — В тебя можно влюбиться.
