– Вы ж понимаете, о чем я, ё? – передразнил он.
Он уронил тело мулата. На Менге задержалось больше говна, чем на ебаном Скиппи. Он встряхнулся. Как обычно, он ненавидел мартышечью массу, что расстилалась, пялясь, пред ним.
И себя ненавидел за то, что позволил этому дешевому балагану случиться. Но в него запрограммирована дурная кровь. Когда доктор Менгеле хирургически разъединил их с братом-близнецом, дурная кровь протекла из разреза на его изуродованном теле и нахлынула на его брата Экера, как зловонная речная волна.
Чересчур.
Навсегда мутант – никогда не человек.
– Сегодня утром погибло шестеро солдат, – раздраженно припомнил он. В скверный день он чувствовал себя глупым собеседником в извращенной телеигре. – Они впоролись в дерево, блядь. Ирландскую республиканскую армию обвинили в том, что она его посадила.
Вскоре-Мертвые, ожидавшие в сетчатых загонах в глубине сцены, нетерпеливо переминались. Держа вялые свои лезвия, как любовники в ожиданье, они порой перешептывались, ободряя друг друга, а за ними присматривала вооруженная стража, которая обменивалась хитрыми усмешками.
Рыща по сцене в ожиданье следующего соперника, смердя так, что окрашивало небеса, Менг садился на шпагат. Голос его перекатывался через массу.
– Идет этот темножопый по Харлему, и тут натыкается на лампу, та лежит в куче говна. Он ее трет, появляется джинн. «Выполню одно твое истинное желанье», – громогласно объявляет он.
«Чувак, да это зашибись ништяк! – восклицает черномазый. – Давай мне такой хер, чтоб до земли доставал».
И джинн отрезал ему ноги.
Компании девочек-подростков, газетой «Солнце» прозванные «менгетками», танцевали в толпе, проповедуя имя Менга, вертя ярко-раскрашенные кинжалы с шерстяными помпонами, состязались друг с другом за сегодняшний трофей – прядку сальных волос Менга, грязный обрезок ногтя, драный нейлоновый чулок, пару надеванных трусиков, свеженьких и смердящих, прямо с его сочных чресл. Команда-победитель обычно наслаждалась плотским часом с Менгом за кулисами перед началом гвоздя программы.
– Здррассьте, диффчонки. – Менг тянул слова, похотливо размазывая их. Он нагнулся и пощекотал ушки одной крохотуле. – Что противней кучи из тыщи дохлых младенцев?
Он помолчал, интимно ей что-то шепча.
– Выедаться из нее. – На устах ее он запечатлел смачный поцелуй, скользнув ей в раскрытый рот языком. – На, домой мамочке отнесешь. – Комок слюны перешел от получеловека в девочку.
Она вытерла благодарные губы и улыбнулась ему.
– Менг, надеюсь ты заразил меня СПИДом… и я за тебя умру.
– Ты это запросто можешь, дорогуша. – Отпрянув от нее, Менг всадил кинжал в левый глаз одноногого пакистанца, что старался подобраться к нему сзади.
– Пощадите меня, – взмолился тот, поверженный на пол: нога у него подвернулась, голова тряслась, кинжал играл бликами мэнчестерского солнца.
– Ладно, Сабу, истекай говном и дальше. – Менг перегнулся к нему и сунул лезвием ему под подбородок. Стальной кончик пробил плоть, и у человека в горле забулькала кровь.
Менг ухмыльнулся. – Вот тебе неотложка. – И он вогнал клинок до конца.
Получеловек прошаркал спиной вперед в подобье лунной походки.
– Разбился самолет с японцами, двести человек погибло… у меня сердце, блядь, кровью облилось: в самолете оставалось шесть свободных мест… Мы не забыли Пёрл-Харбор, – завопил Менг, – …ебаные раскосые ублюдки!
В него врезалась женщина-бочка в гарнире из лат. Он ее двинул головой.
– Закалка что надо, дорогуша, на зависть всей Англии. – И Менг фигакнул ее mucho. – Папа Римский… – Менг встал, вывернув внутрь колени… – заехал с визитом в чернейшую Африку и тут видит – белый человек тащит за хвост из реки крокодила. В челюстях у того негритос. Подбегает он к белому, руку ему трясет: «Как изумительно – в этой неспокойной стране видеть, как человек выручает своего собрата. Боженька тебя благослови, сын мой!» И Папа уходит.
«Это что за мудак был?» – спрашивает негритос.
«Глава Римской католической церкви», – отвечает белый. А негритос ему:
«Нихуя ж он не петрит, как крокодилов ловить, правда, босс?»
Вновь прозвучал клаксон. На последней его писклявой ноте по рядам ожидавших своей очереди соперников пробежала ощутимая дрожь. Кое-кто попытался вырваться из загона вперед – им не терпелось испытать свои уменья, – иные же сбились в глубине, сожалея о глупом капризе, что сим ярким летним днем привел их пред очи Менга.
– Токолоше, – прошепелявил Менг себе под нос. – Иногда надо быть жестоким по имя доброты… Благодарю вас. – Он встал по стойке смирно и отдал честь ликующим толпам. Его хватка на рукояти кинжала не ослабла ни на миг. – Пёзды… Ладно, в общем, – продолжал он, – два маленьких мальчика, беленький и черненький, попали под автобус, их переехало. Попадают на Небеса, Святой Петр спрашивает у первого: «Что с тобой случилось, Джимми?»
«Меня автобусом убило».
«Ох батюшки, – говорит Петр. – Ну ничего. Ступай-ка туда вон, примерь свои новые крылышки – ты у нас будешь ангел».
Поворачивается к черному мальчику: «А с тобой что случилось, Лирой?»
«Я играл с Джимми, когда меня убило автобусом», – говорит Лирой.
«Ну, ничего, – отвечает ему Святой Петр, – иди вон туда и примерь там крылышки», «А я тоже буду ангел?» – спрашивает Лирой.
«Нет, – отвечает ему апостол, – ты у нас, блядь, летучая мышь будешь, черный ублюдок».
Менгу зааплодировало море подброшенных шапчонок. Небо наверху было голубым, как коралловый бассейн.
К Менгу удалось подобраться старику-пенсионеру – по пояс голому, тощая грудь его вся испятнана сепией. Зазвенел восхищенный хохот получеловека.
– Ебать меня, это же Месть Монтесумы!
Менг преодолел расстоянье меж ними за секунду. Челюсть его щелкнула на лице старика, оторвав столько кожи, ткани и кости, столько помещалось в рот. Кровавым комом пенсионера унесло за кулисы.
На несколько мгновений получеловек вздел лицо свое к солнцу, наслаждаясь им, а кровь стекала с его подбородка. Затем он отхаркнул вихрем алых веществ, кои описали у него над головою увертливую дугу.
Он хрюкнул. «Мэнчестерская корпорация» на его стараньях заработает себе еще боб-другой. Руки в крови – это удовлетворительно, но от налички в заднем кармане мир становится несоизмеримо слаще.
Торговые лотки с дешевыми флажками, сортирного качества плакатами и значками деловито продавали подобья Менга рьяным лохам. Субботние лицензии, проштампованные синими опознавательными знаками Совета, были приколоты к курткам торговцев.
За час Менговой Каббалистики покаянья торговля в других частях города замирала намертво.
Деньги текли с возросшею настойчивостью, когда Менг погодя сходил со сцены – тут массы, вскипевшие и заведенные до пиков тревожности зрелищем смерти, кидались на мэнчестерские лавки диким, бредовым разгулом трат, беззаботно скупая все, до чего могли дотянуться. Часто они догола сметали все с полок целых универсальных магазинов, вроде «Бутса», «Льюиса» и «Дебенэма».
