Из взрезанной треуголки вылетели тысячи крылатых жуков и взмыли в мэнчестерское небо. Фигура пошатнулась и качнулась вбок – тьма движущихся насекомых вынуждала его падать на верхнюю половину магазина. Словно приклеенный, он прижимался к стене зданья. Набегавший потоп насекомых быстро покрыл стены и окна жужжащею черной сетью.
С большим усильем фений оторвался и снова встал прямо. Его сотрясала паралитичная дрожь, а шинель мрачно трепало ветром на его тощем теле. Насекомые стремились из головы его нескончаемым потоком и гнездились в темном потомстве Садов.
Казалось, сбегавшие жуки опустошали этого человека. Он медленно качнулся вперед, опираясь руками о головы проходящей толпы, чтобы не упасть, его белое лицо стало паутинным и туманным. По собственной своей воле длинный ствол его винтовки задрался в воздух и навелся вдоль торгового центра, словно бы выискивая Менга. С лязгом винтовка выпала из его руки, и в тот же миг одеянье человека стало взметаться и складываться внутрь. Из него продолжали вылетать насекомые. Он сокращался в размерах, сдувался, как проколотый воздушный шар. За несколько минут он совсем скрылся с глаз Менга, зловеще погрузился в толпу, оставив по себе лишь тончающий поток черных крыл, трепещущих над улицей.
– Ну да, нахуй! Пошел я отседова! – Менг провел решительной рукою себе по лбу. Наощупь влажно. Все тело его смазалось потом. Он повернулся и быстро зашагал туда, откуда пришел, а высокие каблуки раздраженно щелкали по мостовой.
Человек суеверный, Менг никогда не медлил, если ему попадались зловещие знаменья.
Что-то, подумал он уже вторично за день, определенно не в порядке.
Либо так, либо эль и надругательства над собственным телом наконец его догнали. Никогда еще жуткие глюки у него не были такими красочными.
– Отныне только блядская сассапариль, – громко произнес он, но без решимости.
Немного помолчав, добавил:
– Наверно.
Слишком догматично относиться к поспешно принятым решеньям никогда не окупается. Его юбчонка задралась от звучного пука.
Он решил двигаться к Пиккадилли-Гарденз маршрутом зулусской атаки «буйволиный рог». Маршрут этот огибал толчею и шел вдоль Шудехилла, сквозь кроличий садок обанкротившихся домов моды вокруг Дейл-стрит, мимо таверн и ночлежек Олдэм-стрит, порнолавок и красных фонарей Ньютон-стрит и вверх по задней автостоянке к железнодорожному вокзалу Пиккадилли. На станции имеется специально выстроенный тоннель Метро, который приведет его прямо к его гримерке без лишних чужих глаз.
Издали донесся разозленный рев автомобильных клаксонов. К своему удивленью, он не видел в воздухе ни единого крылатого жука. Они, как и человек их породивший, исчезли.
У Дома-Телекома за ним по пятам увязался крупный ротвейлер, стал на него бросаться, и он пять суетливых минут провел за извлеченьем когтей у того из двух передних лап.
Втащив могучего зверя в вымощенное плиткой парадное, он присел на корточки и, не обращая вниманья на его лязгающие челюсти, проделал по глубокой ране в его задних лапах. Из собаки забила дробная кровь – на электронные двери зданья, отчего те стали мелизматично-истошно открываться и закрываться. Менг срезал каждый коготь с лапы индивидуально, запихивая белые обрезки кератина в перемалывающий рот свой и по ходу дела все время насвистывая.
Мрачно жуя, он встал и пошел дальше.
Когда же достиг тележек с овощами-фруктами, выстроившихся на тротуаре у Муниципальной парковки Тиб-стрит, один лавочник – вылитый мистер Выпечка, Ричард Хиэрн для тех, у кого на важные фигуры в жизни долгая память, – в жилете цвета ржавого железа, рукава рубашки закатаны к костлявым локтям, швырнул Менгу «Бабулю Смит» и крикнул:
– Где твоя другая половинка, пацаненок?
Голова Менга крутнулась.
– Ятю повезло, он в Лондоне.
Яблоко он поймал, быстро заполировал о бедро и вгрызся. Почувствовал, как во рту у него зашевелился жирный червь.
– Сранцы! – Он расхохотался и отхаркнул жрачку на мостовую. – Сходи прогуляйся, сволочь мелкая! – Его высокие каблуки вытоптали из него жизнь.
– Плохой попался, парниша? – мимоходом осведомился мужик.
– Еще какой, блядь! – Менг ковырнул в зубах.
– В каждой бочке есть, – продолжал лавочник, незаинтересованно заворачивая в пакет дюжину помидоров для улыбчивой домохозяйки. – Всего пару бобов дай нам, дорогуша… славный денек, нет? – Очередь ожидающих дам деловито продвигалась.
Добродушно Менг швырнул гнилое яблоко обратно, и оно отскочило от головы лавочника. Он был доволен, что в изменчивом мире «Бисмарк» продолжал соответствовать своей кличке.
За все эти годы гнилые фрукты Бисмарка потопили сотни покупателей. Его ползучие хитрость и коварство почитались собратьями-лавочниками. Легенды гласили, что хотя совет слал ему сотни повесток по Акту о гигиене, Бисмарку ни разу ничего всерьез не предъявили. Теперь магистраты даже отказывались выписывать ордера на его имя – к вящему беспокойству семейств, переживших кончины родных и близких ввиду поеданья фруктов, купленных с его прилавка.
К середине дня, как это ни парадоксально, с его прилавка все сметали. Это раздражало конкурентов – им приходилось дожидаться, пока он закроется, и лишь потом открывать свою торговлю товарами несколько более высокого качества.
Бисмарк довел со своими фруктами искусство Русской Рулетки до совершенства, и публике не терпелось пережить ощущенье опасности, неизменно возникавшее при покупках у него.
Когда он успешно отбил сотое обвиненье, «Мэнчестерская вечерняя хроника» напечатала материал на первой полосе. Тем же вечером он устроил грандиознейшую уличную вечеринку – круче, чем на День победы в Европе. Празднующими перекрыло движенье от Кэннон-стрит до Пиккадилли, и Бисмарк щерился и гордо вышагивал в толпе, как герой. Федерация лавочников провела импровизированную церемонию и вручила ему диплом Свободного Смитфилдца за его труды по пропаганде их ремесла среди широкой публики.
Если некоторые его коллеги-торговцы и думали, будто его успехи в судах им гарантируют иммунитет от закона, события последовавшей недели быстро пригасили их оптимизм. Трех торговцев признали виновными в отравлении пожилого пенсионера из Оупеншо. Магистрат впаял каждому по десять лет. Один, любезно разменявший пенсионеру пятифунтовую банкноту, чтобы тот смог купить себе больше фруктов, подал на апелляцию, и срок ему скостили до пяти.
Такой поворот событий доказал две вещи. Оказалось, что приговоры других лавочников скорее всего будут суровы, чтобы компенсировать магистратам неудачи с посадкой Бисмарка. Во-вторых, оказалось, что лишь Бисмарк, похоже, обладает умением избегать правосудия.
Менг ощущал свое родство с ним. Он всегда восхищался человеком, способным менять обстоятельства и приспосабливать их под собственное удобство.
– На… – Бисмарк выбрал со своего прилавка битую грушу. – Попробуй эту.
