– ПОЧТА!.. ЕСЛИ Я ЧЕРЕЗ МИНУТУ НИКАКУЮ ПИЗДЕНКУ ТУТ НЕ УВИЖУ – НАСРУ В ПОЧТОВЫЙ ЯЩИК!
Это больше похоже на правду. Менг позволил своему радостному железному выхлопу пропердеть по покрывалу, но не приложил никаких усилий к тому, чтобы покинуть свою лунку. Его кроманьонская душа полуплыла в своей холливудской позиции. Он дал себе еще понежиться в той же восхитительной атомизованной дымке света и грез, в какой и проснулся. Воображал, будто лежит на нескольких недавноусопших трупах, вяло запихнутых в свою больную гнилостность тяготеньем его колоннообразной формы.
Доктор Ёб-то-Всяк, бог ВИЦА, совокуплялся с издыхающими евреями каждый долгий день напролет. Флаги Крови и Чести над его распростертыми руками. «Если не выебано здесь, сын мой, оно никогда не будет выебано». Упрямцы получали в задний люк.
Грохот в дверь рокотал через всего мысли, покуда, полупроснувшись, полу-в-грезе, он не поднялся с постели.
– Луд дерьновенный! – простонал он. – Моей башке пизда. Его гротескная голова, измазанная сальными остатками вчерашних румян и помады, болела. Полное брюхо эля, приобретенного в ночном клубе лорда Хо-Хо «Вывеска судьи-вешателя», повредило ему, как ничто.
Розовый бюстгальтер, туго запутавшийся под правой его подмышкой, обнажал созревающие силиконовые груди. С подозреньем принюхался он к собственной груди.
Он Нажрался, Как Выхухоль. До Зеленых Соплей. В Лягушкину Жопу. До Крысиных Ног и Шиндлеров в глазах. Он смутно припоминал, что домой из «Судьи-вешателя» шел, хорошенько поднабравшись, падал с сегмента ступенек в муниципальные туалеты на Алберт-сквер, после чего упокоился в мраморной речонке мочи, протекавшей из кабинок. Так он валялся в потоке ссак больше часа, разинув рот, без сознанья. Когда пришел в себя, в животе у него было полней, чем у свиньи в мочевом пузыре в день забоя.
– ЕБАЛЫ! ЕБАЛЫ! ЕБАЛЫ! Я БЛЯДЬ НЕ БУДУ ВЕСЬ ДЕНЬ ТУТ СТОЯТЬ!
Эльф Ёб в Доме Месива раздавал раны и сульфамидные лекарства. «Nutzlose Fresser». Он помахал хирургическими перчатками, два мелких жиденыша помирали у него на лезвии. «Ровно так же, как я удаляю воспалившийся аппендикс, чтобы пациент вновь стал здоров, я должен уничтожить и ЕВРЕЯ, чтобы выздоровело человечество; Produktive Vernichtung; Betehl ist Betehl. Из уважения к человеческой жизни. Я готов удалить гноящийся аппендикс из недужного тела. ЕВРЕИ – вот гнойный аппендикс в теле Европы».
Грохот, вызванный соприкосновеньем ноги почтальона с четырехслойной дверью, не был плодом воображенья. Менг недовольно выбрался из постели и вывалился вниз. По коридору его шатало неизящным наскоком, и за ним оставался след из посверкивающих лужиц ссак.
С затуманенным взором, он едва не сорвал дверь с петель. Его обезьянье тулово рябило чередою минорных аккордов. Он вперил жесткий взор в нечеткую и колеблющуюся форму, стоявшую пред ним в ярком утреннем свете. Вокруг его черепа сочились кольца боли.
Голова его прерывисто вздымалась. Он стер трепетную фальшивую ресницу тылом ладони. Та выкорчевалась и застряла в его телесных волосках. Маленькое ошарашенное око – оно ему нахально подмигивало. Пока бежал, он ощутил, что его черные кружевные трусики Кетуры Браун соскользнули и съехали к коленям.
– Самое блядь время! Бандероль, г-дам Менгу и Экеру, Квартира Один, Порчфилд-сквер, Центр Города, Мэнчестер, Англия. Это ты, Пиздошлеп? – Не дожидаясь ответа, фигура схватилась в единоборстве со своим почтовым мешком и со временем высвободила из него пакет, обернутый рождественской бумагой с оленями и перевязанный белой шелковой лентой. Он швырнул пакет к ногам Менга и извлек из кармана блокнот и ручку.
– Распишитесь тут, мисс.
Менг сердито поддернул трусики.
– Если без уваженья, я блядь нос тебе распишу! – Голос Менга рычал Воющим Волком, низко и угрожающе. Он подчеркнуто рявкнул, изогнув могучую руку. Вытянув ее, схватил почтальона за мундир и втянул его в дверной проем. От протухшей смеси мускуса и мочи того едва не вырвало.
– Христикнакрестике! – просипел он, пока перед ним проявлялись очертанья твари Менга. – Ей-мамина-жисть!
Человека стиснуло страхом. По веранде пропорхнул слив блесток.
– Не хотел обидеть, Ваш-Честь! Я на этом маршруте новенький. – Он перднул. – Всё эта клятая жара. Жена меня предупреждала, язык меня однажды далеко заведет. Господи!
Хватка Менга упрочилась. От солнца глаза его начали слезиться.
Человек заерзал.
– Милый Сусик и все святые на Небеси! Помилосердуйте! Я ж вкалываю на прав… – В отчаяньи он захлопал ресницами. – Как прелестно вы смотритесь!
Менг осклабился.
Вдруг он ослабил хватку.
– Теперь дело говоришь. – Что-то в этом человеке щекотало его сочувствие.
– Боже вас благослови, мисс! – благодарно выразился почтальон, отряхивая серебряные пуговицы у себя на сером мундире. Он протянул книжку квитанций. – Я б не стал вас беспокоить, но мне сказали, это срочно – дело государственное.
– От ебаной Королевы? – В голове у Менга прояснилось скорей, чем он полагал возможным. – Так чего же сразу не сказал, дрочерот? – Он добродушно принял протянутую книжку и прижал к ней свой черный большой палец, размазав оттиск по всей бумаге. – Только смотри автограф мой теперь никому не загони. – Менг постучал себя по носу. Повертев бедрами, втиснулся обратно в трусики. – А не то я те палец в мошонку запихну! Теперь уебывай – пока я не забыл, что я дама. – Он нагнулся и подобрал пакет. Затем выпрямился и решительный росчерком захлопнул дверь.
Он перднул.
– Лови-ка и выкраси в зеленый, – простонал он.
Долгие секунды спустя, когда Время связалось с молчаньем молчаний, бандероль из Страны Дохлых загудела, тихонько, почти неслышно.
Из «Чаеварки» повалил пар.
Наливая чашечку крепкого «Брук Бонд» в фаянсовую миску, Менг осознал: что-то очень хорошо не так.
Рука его застыла.
Как могло оно не отпечататься?
Он оперся о кухонную стену укрепить себя на ногах. Закрыл глаза и с натугой сосредоточился на лице почтальона.
Как же не увидел он голову черного таракана?
Из середины хрупкого черного панциря пялились два огромных мартышечьих глаза. Рот был зияющей красной дырой, из которой змеился длинный раздвоенный тутовый шелкопряд языка. Оттуда же дуло атональным воем. На него опадали чешуйки аммиачной серы.
Из бока черного панциря отрастал ритмичный паралич крохотных черных лапок. Они непрерывно ползали по тараканьему лицу, охорашивая и оглаживая его.
Он торопливо открыл глаза и содрогнулся. Очевидно, бодун еще не закончился. Бандероль он небрежно швырнул на кухонный стол. Широко раскрыв глаза и дошаркав до холодильника, он вытянул оттуда контейнер культивированного земляничного йогурта с мясными тефтелями. Дернув руку вверх, опустошил его содержимое себе в глотку.
