Книга Трилогия Лорда Хоррора, страница 145. Автор книги Дейвид Бриттон

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Трилогия Лорда Хоррора»

Cтраница 145

Тра-та-та-пум-пум.

Сей Зов Совершеннейшего прилетел откуда-то с юго-запада от Лондона, взбухая предельной скорбною нотой, высокою и низкой, что ткалася долгими нисходящими тонами едва ль не сверхъестественных каденций: все до единой лампы у меня в квартире раскололись вдребезги.

– Сие мне так напоминает причитальщиков, – чуть не щебетнула Джесси. Неспокойствие смодулировало ей голос еще выше обычного. – Ну, знаешь; скорбящих плакальщиков?

– Да и впрямь. – Ко мне вернулась отрывистость, ибо теперь я знал, что мне последует наказанье. Ибо с детских лет моих в тряских трясинах Голуэя сие мне было известно как Ирландский Плач.

Стенанье экстенсивною гаммой отнюдь не было прерогативой какой-то одной нацьи. В последнее время практикующие Juden присвоили практику сию для своих коварных нужд. Подобная мимикрия под злые души была типичною жидоложью.

Истинно трагичные души претерпевают свое наказанье в чистилище и сопротивляются Вельзевулу преданно, а любые зовы к велько-вольге скромно ограничивают.

С жидовинами ж не так, осмелюсь я утвердить.

Сие все и решило.

Кивнув Джесси, чтоб не сходила с места, уверенный в безопасности ея, я приложил свои руки к одеванью и быстро встал в своем приемном костюме начеку. Окно в город по-прежнему было открыто, сухой утренний воздух ерошил ветерком массу моего гребня.

Любить одну женщину до обожествленья, нелегко представить себе никакого другого состоянья, столь отвлекающего человека чести и вниманья.

Я попытался отставить в сторону истому любви.

Фашизм есть сам дух человека действия: божество в человеке. Сам дух Наций – в пламени их творенья, страстно следует их восходящей звезде.

Шарлатаны и жонглеры могли занять свое естественное место позади меня. Не подставляя спину мою cuchilleros, лезвья двух любящих бритв мельком раскрылись, и я дал их рукоятям праздно упокоиться у себя в ладонях. И вот обзор мой смутного ландшафта, утишенного войною Лондона, прояснился, и я приметил три золотые фигуры – они вспрыгнули и крутили кульбиты, приближаючись ко мне по рассветному воздуху. Сим существам слова приветственной преданности ниспали с моих тонких патрицианских уст.

– Мы никогда не сдаемся! Мы восторжествуем над Партиями Разложенья, ибо вера наша больше их веры, воля наша крепче их воли, и в нас вечно горит Пламя, что осветит сию страну и позднее осветит весь мир сей.

Не имея иного Властителя, кроме собственной совести, наслаждаючись веселиями мира, я вел жизнь свою так, как душе моей было угодно. Развязавши узел на своем кредо – при посредстве длинных лезвий, – я намеревался сделать так, что золотые евреи сии для разнообразья возьмут и умрут.

Они перемещались ко мне траекторией зигзагов, петляя меж Старою Церковью Челси и Садами Креморн. Вослед им ветер теребил цветки и бутоны в садах Королевской больницы, где как раз происходило Челсийское Цветочное шоу. Их кратко окутали облака пыльцы, но вот из них они вынырнули, все неземные на вид и дерзкие своим еврейским высокомерьем; величественные, однакоже погрязшие в нижайшем состояньи Нехватки.

Сии еврейские золотые ангелы обуты были в сапоги высотою в пол-лиги.

Упругость и поступь их совершенных превосходных тел – сих посланцев неуклонного несчастия – смутила меня. Паденья и взлеты голосов их несли с собою океанский гомон и рев суровейших глубин. Ко мне с лаем вернулся patois marine, и впечатленье, оказываемое ангелами, было таково, будто дичайших и непристойнейших зверей во всем Мирозданьи загнали в сих золотых еврейских существ и принудили рычать и выть, и буйствовать, и вообще устраивать пандемоний, предполагаючи полнейшую деменцью всех тварей сотворенных, – таково было непристойное живое еврейство, положительно помазанное семитским салом.

Подумать токмо: сим воздушным непристойностиям не отказали в доступе – они проникли на сей прекрасный оскипетрованный остров Великой Британьи.

Сей Англьи. Нашей Англьи.

Далеко ушли мы от Чосера, Милтона и Баньяна, от Шейкспиэра и Бейкона, от Роли, Дрейка и Нелсона, от Дикенза и Флоренс Найтингейл, от нашей некогда зеленой и приятной, стойкой и крепкой земли – к стране обнесенных заборами гор, муниципальных трущоб и городских микрорайонов, где вход-воспрещен и туда-нельзя. Естьли мы больше не будем отвергать, естьли не подымемся неумолимо против подобных сим еврейским ангелам – нам пиздец.

Моузли, в чьем прохладном полусвете, должно быть, я мнился всем прочим затаившимся, – единственный вождь, кто попытался откефаллить народ Англьи.

Англья! Сколько всего означало прежде сие имя – и до чего мало значит оно сегодня.

Обряженные в гротесковые мундиры хлыщи и увешанные драгоценностями титулованные вдовы, переезжающие с бала на банкет, покуда народ гниет и голодает, – я поставлю вас в известность.

Я не придал никакого значенья тем жидовским рылам, что налетали сверху на меня, и дерзко выступил им встречь. От злата их у меня сперло дух, и я припоминаю мелкие проколы на их телах, сочившиеся изысканно ксантиновым шоколадом.

Таковы были ангелы, сформованные из огненных колец небес иудейских.

Первым прибыл еврей, вкрутивший курбеты ошуюю от меня. Он вдруг остановился предо мной и залился румянцем по самые свои бакенбарды, а сардоническая ухмылка приоткрывала ему один песий клык. Сие совпало с прибытьем второго еврея – от меня одесную, коий ныне тоже замер намертво, безмолвно подрагиваючи в воздухе.

Сии двое были семянно-худы. Всего лишь навсего – тонкие обрешетки кости, занавешенные паутиною кожи из густо-шоколадного злата. На правых предплечиях их значились числительные, извитые кантом из сахарной глазури. Я сразу догадался, что родились они в Аушвице и присланы из язвительности отметить судьбу мою тем архангелом, доктором Менгеле – Engel Der Vernichtung человека, содеянного в Аушвице.

Третий же – массивный еврей, нацелившийся занять позицью центральную относительно двух первых, явился последним. Он пролетел ко мне на пару ярдов дальше протчих и высился надо мною, а по коже его взбегали языки пламени. (Тлеющий огнь вспыхивает, получивши вдув от мехов, мгновенно загорается ярко и принимается генерировать собственный водород.) И, невзирая на ревущие пламена, хоть и перемещались мы в различных мирах (так сказать), я признал в нем – поистине и незамедлительно – Линцского Еврея, Людвига Виттгенштейна.

Один мэнчестерский мальчонка всегда узнает другого.

В неразглашенный час фрагментированного былого (ибо я был пиан, заливши в себя чересчур много чарок) меня представили реактивному филозофу и прославленному фрукту Мэнчестерского института науки и техники, что на Оксфорд-роуд. Посредником меж нами выступал сэр Озуолд Моузли.

Я здравомыслие свое выбросил в Константинополь, покрыл зажатости свои слоем чорного и скользнул во власяницу похоти. Я приуготовился оседлать сего златого еврея с напористым намереньем – сужденье мое оставалось невынесенным лишь в отношенье того, в какое отверстье ебать его поначалу.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация