Мысленно он вызвал картинку, стоп-кадр, когда вспышка выстрела осветила темноту.
* * *
Соловей, лежа на полу, крикнул:
– Не стрелять! Это я! Кто там стреляет, блять?!
Он медленно поднялся. «Не хватало, чтобы меня пристрелили свои же».
Темнота. Убер исчез.
Соловей огляделся. Ничего не видно. А Убер где-то здесь был. «Мы можем сейчас всю “Волковскую” обегать, а Убера не найти». Вот ведь бритоголовая зараза.
– Убер, выходи! – крикнул Соловей. – Мы с тобой можем найти общий язык. Я знаю!
Тишина.
– Я промазал, – крикнул казах по прозвищу Йобанаджизнь.
– Ты вообще заткнись, придурок! – закричал Соловей в ярости. – Где он?
– Не знаю я.
– Дурак. Зачем ты вообще стрелял?
Тишина. Все напряженно оглядываются. Лучи фонарей рыскают вокруг.
Вдруг казах вскрикнул. Тонко, словно подвывающее. Фонарь отлетел в сторону, Все бросились туда – никого. Казах по прозвищу Йобанаджизнь, получивший это прозвище по любимому его выражению, лежал на земле.
– Черт! Куда он делся? – Соловей разозлился. – Где он?!
– Не знаю.
– Хватит валяться, блять.
Казах сел на землю, покачал головой.
– Он меня ударил и убежал. Совсем дурной. Злой человек. Йобанаджизнь.
– Вставай, дебил. Ружье твое где?
Казах огляделся.
– Нету.
– Вот придурок. Встать, я сказал!!
– Йобанаджизнь, – уныло протянул казах. И нехотя начал подниматься. Соловей ударил с оттяжкой, так, что казаха подняло над землей и откинуло назад.
Он рухнул на платформу, застонал. Уныло зашевелился, начал вставать.
– Куда, черт подери, он мог пойти? – в сердцах сказал Соловей. – Ну же! Думайте, дебилы!
2. Смерть Мамеда/Послание в бутылке
– Храбрые – это мое племя, – сказал Убер негромко. – Моя кровь.
Он наклонился, закрыл Мамеду глаза. Все-таки храбрость интересная штука. Неуловимая.
Вроде бы думаешь, что ее нет и не будет в этом человеке – а потом раз, а он кремень. А ты думал, тесто.
Или наоборот.
«Прости, брат. Я пришел слишком поздно». Когда в него выстрелили, Убер в темноте выбрался в туннель и бегом, не обращая внимания на больную ногу, добрался до «Обводного». Спросил у местного, куда идти, и нашел каморку Мамеда – она была в служебном тупичке. И вот он здесь.
Убер выпрямился. Огляделся.
Мертвый «хороший даг» лежал у его ног. Солдат. Вокруг все было разгромлено, словно тут произошла битва и сход лавины заодно. Мамед бился до последнего, похоже. Кровью забрызгано все. Сломано вокруг было абсолютно все, от раскуроченного на мелкие части стула, вот его согнутая металлическая основа, в ржавчине и старой краске, вот куски фанерных частей – до последней вещи. Вокруг щепки. Кровь. Разорванная одежда и тряпки. Осколки стекла, рассыпанная земля, раздавленный цветок, рваная бумага. Мамед жил один?
Убер наклонил голову на плечо. Что они искали?
Тот самый список, что Мамед обещал Уберу. Или просто убивали его, как дикое яростное животное? Свободное животное.
Каких даже на поверхности почти не осталось.
«Иногда я думаю, что люди заслужили свою участь. Есть в этом какая-то высшая справедливость, что ли?» – подумал Убер.
Убер посмотрел на белое, безжизненное лицо Мамеда. Спокоен.
В смерти спокоен. Возможно, они что-то хотели у него узнать.
«Он ждал меня», – подумал Убер. Возможно, он оставил где-то здесь знак.
Обычно такое бывает в детективах. Убер огляделся. Люди часто живут по законам телевизора, поступают так, как читали или видели в кино. Даже спустя десять лет после конца цивилизации. Люди умеют и любят мимикрировать. Эта способность сыграла не последнюю роль в том, что человечество выжило, перебило хищников и захватило земной шар целиком. Ну, прежде чем уничтожить его на хуй.
Убер чувствовал странное раздражающее беспокойство.
Словно это он был виноват в смерти Мамеда.
А кто еще? «Неси свою ответственность, как знамя. Мы в ответе за тех, кого приручили».
Прекрасный и горький Экзюпери. Маленький принц и мир взрослых.
Убер увидел, что Мамед что-то сжимает в левой руке. Получается, после их ухода он полз – со сломанными ногами и пальцами. И дополз почти.
Убер присел на корточки, поднял фонарь, проследил направление. Желтое пятно осветило стену. Вон туда.
Убер встал. Пошел туда. Опять ныло левое колено – черт, не вовремя. Сейчас ему понадобятся все ресурсы организма.
Убер дошел до стены. Серый бетон, ржавые трубы проходят по стене, исчезают в темноте слева и справа. Что здесь может быть?
Он провел фонарем сверху вниз. И обратно. Ничего. Ржавая табличка «Не курить» висит, покосившись. Трубы, трубы. Провода – с целой гирляндой серой пыли, свисающей вниз.
Стоп. Он вернул луч фонаря к табличке. Так и есть, один болт вывернут. Убер присел, положил фонарь на пол, тот закачался.
Взять табличку двумя руками?
Почему нет.
Убер подцепил края пальцами, уперся – поднатужился… раз, два, три… И вырвал табличку из стены. Блямц!
Табличка согнулась, но осталась в его руках.
Убер поднял брови.
– Отлично, – произнес он. За табличкой была неровная черная дыра. Она уходила в стену.
Убер осторожно сунул ладонь. Нащупал и вытащил…
Что же это такое? Еще до того, как рука с добычей показалась, Убер уже знал, что там. Бутылка виски.
Отличный улов, подумал Убер. Взял бутылку, побултыхал ей в воздухе. Отлично. Только я разве это искал?
Но теплота в груди – и мерзкое, неприятное чувство – начались одновременно.
Но стоило ли это смерти?
Он покрутил бутылку в руках, стер пыль. Если пыль, значит, бутылку положили туда очень давно.
Не за последним же глотком виски полз, преодолевая чудовищную боль, Мамед?
Что он хотел мне сказать?
Убер посветил фонарем. Круглая, приземистая. Поллитра «Уайт хорс».
Белая лошадь. Так себе виски когда-то считалось. Сейчас самое то.
Убер прочитал этикетку, надеясь, что там отмечено и написано что-то, что даст ему ключ.
Но нет. Просто бутылка, просто этикетка. Сорок градусов.
Он скрутил крышку. Пробковая основа целая, а пластик практически раскрошился в руках. С хлопком Убер выдернул пробку.
