Вновь вспомнив о василисках, Луна невольно втянула голову в плечи. Но нет, то было отнюдь не жуткое чудище. Задумавшись, она просто приняла за статую человека. Что и говорить, очередной смертный носитель имени Ахилла был выбран Инвидианой не только за ярость в бою: его почти обнаженное тело могло бы служить образцом, скульптурным эталоном совершенства человеческого облика.
Ахилл взял Луну за плечо. Казалось, под кожей его твердых пальцев бьется, трепещет рвущаяся наружу жажда убийства. Конечно, Луна понимала, что кровожадность его направлена не на нее, но знала и другое: считать, будто Ахилл для нее не опасен, еще рановато. Не противясь, она пошла за Ахиллом вдоль галереи, под неусыпными взорами каменных статуй.
На полпути через галерею высился балдахин, под коим стояло кресло. Не подступая ближе, Луна грациозно (точное сказать, со всею возможной грацией, так как железные пальцы Ахилла все так же сжимали ее плечо) преклонила колени.
– Подведи ее ближе.
Не дожидаясь, пока Луна поднимется, смертный вздернул ее на ноги, проволок за собой еще несколько шагов и снова толкнул книзу.
В галерее воцарилась долгая, гнетущая тишина, нарушаемая лишь дыханием да тихим шорохом, с коим сэр Пригурд у входа переминался с ноги на ногу.
– Мне было дано понять, – заговорила Инвидиана, – что ты обманула мадам Маллин.
– Так и есть, – отвечала Луна, стоя на коленях среди озера вороновых перьев. – И серьезнее, чем она думает.
Новая пауза, после которой Ахилл, повинуясь безмолвному приказу Инвидианы, выпустил плечо Луны, но Луна осталась стоять на коленях, опустив очи долу.
– Объяснись, – велела Инвидиана.
Пересказывать историю с самого начала явно не имело смысла: о первых ее шагах Инвидиана уже знала. Возможно, знала она и то, что Луна сказала в конце, однако желала услышать именно об этом, и посему Луна вкратце, но откровенно, обрисовала королеве ту ложь, что сообщила посланнице.
– Думаю, она мне поверила, – сказала Луна, покончив с повествованием. – Но если и нет, неважно: ведь моя ложь не содержит ничего такого, чем она могла бы воспользоваться.
– И таким образом ты добилась освобождения, – проговорила Инвидиана. Голос ее был гладок, как шелк, и холоден, как ледяной кинжал, что способен убить, а после растаять, будто его и не было. – Опорочив достоинство собственной повелительницы.
Сердце в груди болезненно сжалось.
– Ваше величество, я…
– Распущенная тобой ложь повредит моей репутации в иных странах. Сведения о подводном мире, переданные тобой ambassadrice du Lys
[35], могут быть обращены против Англии. Ты променяла сведения о королевском поручении на спасение собственной шкуры.
Речь королевы, мерная, хлесткая, будто удары бича, прервалась. Следующую фразу Инвидиана пробормотала мягко, негромко, почти интимно.
– Скажи же: отчего мне следует пощадить твою жизнь?
Перья захрустели, затрещали в ладонях, обломки их очинов больно впились в кожу. Казалось, биение сердца сотрясает все тело, но Луна заставила себя сосредоточиться. Да, Инвидиана в гневе, но гнев ее – взвешенный, предумышленный, а значит, исходит не от сердца. Хороший, верный ответ может польстить королеве, и тогда ее ярость исчезнет, как не бывало.
– Ваше величество, – прошептала Луна, но тут же заговорила громче. – Услышав о вашей мечте распространить свою власть на жителей моря, правители иных стран начнут вас опасаться, а это вовсе не худо. Что до мадам Маллин… от всей души надеюсь, что она передаст услышанное своему королю, и тот попытается проделать то же самое. Если он пригрозит подводному миру войной в надежде извлечь из этого выгоду, мы сможем полюбоваться, как гордый и сильный морской народ уничтожит его. Скажу больше: удовлетворив посланницу этой ложью, я положила конец ее навязчивым расспросам, а ведь в ином случае они вполне могли привести ее к правде о моем посольстве и к сохраненным мной ради блага Вашего величества тайнам.
Изложив сии политические соображения, Луна осмелилась поднять взгляд. Внезапно внимание ее привлекло нечто белое, и в следующий миг она обнаружила, что смотрит прямо в затянутые дымкой сапфировые глаза. У ног Инвидианы, прильнув к ее юбкам, точно пес, сидел Тиресий, а тонкие, точно паучьи лапы, пальцы королевы запутались в черных прядях его волос. Дублета он не носил, батист его рубашки сверкал в полумраке зала ослепительной белизной.
Луна сглотнула и вскинула подбородок, устремив взгляд чуть ниже лица королевы.
– А еще осмелюсь заметить, Ваше величество, тем дивным, кто не способен извлечь выгоды из верного служения Халцедоновому Трону, при вашем дворе не место.
Инвидиана задумалась, рассеянно поглаживая волосы Тиресия. Тиресий тянулся к ее ладони, откликаясь на ласку, точно вокруг, кроме них двоих, не было никого.
– Красивые слова, – задумчиво протянула королева, крепче вцепившись в волосы Тиресия и потянув так, что ему волей-неволей пришлось запрокинуть голову и поднять взгляд на нее.
Челюсть провидца расслабленно отвисла, обнаженное горло приняло несказанно уязвимый вид, а Инвидиана уставилась в его глаза, словно могла разглядеть в их глубинах образы будущего.
– Красивые слова, – повторила она. – Но что же за ними кроется?
– Ваше величество, – рискнула подать голос Луна (молчание могло погубить ее столь же верно). – Я буду счастлива вернуться к прежней службе. Я уже говорила кавалерственной даме Альгресте, что у меня имеются и иные способы достичь цели. Верните мне свободу, и я разузнаю об Уолсингеме все, что только вы пожелаете.
Тиресий беззвучно засмеялся, даже не пробуя высвободиться из хватки Инвидианы.
– Бунтует тело. Естества законы с ног на голову встали. Невозможно? Но сказки говорят, так есть, а разве сказки – ложь? – Рука его поднялась, точно ища что-то незримое, замерла в воздухе, упала на грудь чуть ниже незашнурованного ворота рубашки. – Нет. Кроме тех, что лгут.
Взгляд Инвидианы затвердел. Кончик пальца королевы скользнул по щеке провидца, затем рука потянулась к броши, украшавшей декольте ее платья – к черному бриллианту в обрамлении обсидиана и русалочьих слез. Видя это, Луна замерла от страха. Однако когда королева вновь устремила грозный взгляд на нее, брошь осталась на месте – там, где приколота.
– Об Уолсингеме можно больше не тревожиться. А вот о тебе… не знаю, не знаю. Но я не люблю разбрасываться орудиями, которые еще могу пустить в дело, и посему ты будешь жить.
Луна поспешила вновь опустить голову.
– Я весьма благодарна вам за…
– Ты будешь жить, – медоточивым до ядовитости тоном повторила Инвидиана, – в назидание тем, кто может подвести меня в будущем. Отныне твои покои тебе не принадлежат. Можешь остаться в Халцедоновом Чертоге, но что до крова и пищи – в сем полагайся только на чужую милость. Всякий, кто поделится с тобой пищей смертных, будет жестоко наказан. Если же кому вздумается поднять на тебя руку, я отнесусь к этому снисходительно. С этих пор ты больше не знатная леди моего двора.
