– Не бойся, не сдам. – Мартин не повернул головы. Работал телевизор, грохотала музыка, на экране красивые полуголые люди отдыхали у бассейна: Одница – город-праздник.
– Спасибо, Мартин, – еще тише сказала девочка. Что-то в ее голосе заставило его обернуться.
Майя стояла в двери спальни – юбка в складку, белая блузка, школьная безрукавка. В опущенной руке она держала пистолет – служебный пистолет Мартина.
– Не надо было брать эту штуку. – Он попытался вспомнить, запирал ли сейф накануне и куда дел магазин и обойму. – Это опасно. Ты не умеешь с этим обращаться.
– Умею, меня отец научил, – сказала она шепотом, но не шелохнулась. Пистолет казался большим и тяжелым в ее тонкой опущенной руке.
– Отдай мне, пожалуйста. – Он встал.
– Та женщина, которая тебя не любит, – не твоя мать, – сказала девочка.
Потолок провернулся у него над головой, будто старая виниловая пластинка. Стены качнулись. Девочка с пистолетом осталась незыблемой, как точка отсчета.
* * *
Эгле отперла дверь своим ключом и остановилась на пороге. Из спальни грохотал тяжелый рок и, странным образом в него вплетаясь, звучал тонкий голос:
– Ты сын Матери-Ведьмы, Заново Рожденной Матери. Я твоя сестра. Все ведьмы твои сестры. Мать сидит на Зеленом Холме и ждет своих детей. И нас с тобой тоже.
Девочка стояла в дверном проеме спиной к Эгле, сжимая пистолет в опущенной руке.
* * *
– Мы пойдем к ней вместе. – Ее глаза светились ярко-синим вдохновенным светом. – Не бойся. Поверь мне, пожалуйста. Это очень важно, чтобы ты мне пове…
Ее сильно толкнули в спину, в следующую секунду сбили с ног и швырнули на пол. Эгле, оскалившись, навалилась на Майю сверху, выкрутила руку, принуждая выпустить пистолет:
– Звони! Скорее!
Казалось, она готова была разбить Майе голову или перегрызть горло. Мартин никогда не видел Эгле в таком состоянии. Слова Майи все еще звучали у него в ушах.
– Отпусти ребенка. – Он поднял с пола отлетевший в сторону пистолет. – Тебе что-то померещилось? Ты сошла с ума?
– Это ты сошел с ума! – в отчаянии кричала Эгле. – Звони чугайстерам!
– Не вмешивайся, – сказал он очень холодно. – Это мое дело.
* * *
Они прибыли через минуту – те самые трое в безрукавках из искусственного меха. Двое поднялись ко входу в квартиру, третий остался во дворе. Эгле застыла на лестнице между первым и вторым этажом, не решаясь ни подняться, ни спуститься.
– Уходите, – сказал Мартин через запертую дверь.
– Вам придется отпереть, – сказал чугайстер в дымчатых очках. – Или мы войдем без спроса.
– Я вооружен, – равнодушно отозвался Мартин.
Эгле не выдержала напряжения, бросилась по лестнице вниз, вылетела из подъезда как пробка. Если он будет стрелять… а он ведь будет. Чем это закончится для Мартина?!
Прошла минута – выстрелов не было; неужели люди, невольно притянувшие навку из могилы, все как один, сходят с ума?! Наверное, не все, кто-то же звонит чугайстерам… Но сотни погибших, якобы случайно упавших с крыши, утонувших в ванне, попавших под машину, – кто скажет точно, сколько несчастных случаев на самом деле убийства, за которыми стоит навь?!
Третий чугайстер невозмутимо расхаживал у своего фургона без окон. Покосился на Эгле; наверное, она выглядела красноречиво, потому что он счел нужным благосклонно кивнуть:
– Не беспокойтесь. Мы профессионалы.
В этот момент на втором этаже распахнулось окно и девочка в школьной форме, прыгнув, как белка, повисла на пожарной лестнице. Ее клетчатая юбка неловко задралась. Перебирая руками, торопливо подтягиваясь, она устремилась вверх, на крышу.
Чугайстер метнулся с места, добежал до лестницы, подскочил неестественно высоко, уцепился за железную ступеньку, догнал Майю и схватил за щиколотку. Майя вскрикнула. В окне появился Мартин, шире распахнул раму, девчонка протянула к нему руку – но чугайстер ловко перехватил ее за пояс и оторвал от лестницы. Его коллега в дымчатых очках выбежал из подъезда и оказался внизу в тот самый момент, когда чугайстер на лестнице сбросил Майю, будто мешок на погрузке. Чугайстер в очках поймал ее, закинул на плечо и понес к фургону.
Мартин взлетел на подоконник и прыгнул со второго этажа. У Эгле оборвалось сердце. Мартин выпрямился, шатаясь, в палисаднике. Чугайстеры, все трое, были уже у фургона.
Майя закричала снова, ее крик оборвался. Хлопнула дверца. Фургон сорвался с места, как на старте гоночного трека, – за секунду до того, как Мартин догнал его. Прошло едва ли десять минут с момента, как Эгле набрала на своем телефоне четыре единицы.
Вслед за фургоном Мартин выбежал со двора. Эгле ждала; он вернулся минут через пять, хромая. Не глядя на нее, вошел в подъезд. Эгле, как привязанная, поплелась за ним.
– Мартин, это иллюзия. Она не ребенок. Она не человек. Это навь, она давно не живая… Она ничего не чувствует…
Он не оборачивался.
Дверь в квартиру была приоткрыта. Мартин вошел и захлопнул ее. Эгле постояла на лестничной клетке – у двери, брошенный, стоял ее чемодан.
Потом она отперла дверь своим ключом и вошла.
* * *
В прихожей на полу лежали детские книги.
В кабинете у открытого окна стоял Мартин. Смотрел во двор. Пространство в квартире было залито не просто холодом – льдом. Эгле становилось все труднее дышать: воздух, проникая в горло, выжигал внутренности, как серная кислота.
– Да, это я им позвонила. Нет, я не хочу тебя терять.
Мартин стоял к ней спиной, от него тянуло лютым инквизиторским морозом, и Эгле больше не могла находиться с ним в одной комнате.
Не найдя больше слов – ни одного, – она молча положила ключи на полку в прихожей и вышла.
* * *
У нее не было в Однице ни родных, ни друзей – никого, кроме Мартина. А теперь не было и Мартина; она шла по чужому городу, яркому, шумному, залитому огнями. Вечер был теплый, почти летний. Страстно танцевали фонтаны, переплетаясь струями. Вертелось колесо обозрения над бульваром. Гостиницы спорили друг с другом роскошью, экзотикой, архитектурной изобретательностью: висячие сады, поющие водопады, колоссальные аквариумы, макеты исторических зданий – этот город умел поражать воображение. Эгле шла, волоча за собой чемодан, боясь остановиться хоть на секунду.
Чемодан цеплялся колесами за тротуар, будто приговоренный, которого тащат на казнь. В какой-то момент силы кончились, ноги перестали ходить, Эгле села на каменный парапет и закурила.
Катились машины. Внутри спортивного черного «Волка» грохотали басы, грозя проломить днище и вывалить автомобильные внутренности. Белый кабриолет откинул крышу, выставив на всеобщее обозрение алый бархатный салон. Проехала полицейская машина, затененные стекла казались черными очками. С ревом прокатилась волна мотоциклистов. Эгле смяла пустую пачку: сколько прошло времени? Который час и куда ей идти?
