Рим. Тирамису
– Вам какой кофе? Или покрепче?
– Мы еще не так близко знакомы.
– Давайте знакомиться. Я – Борис, – заказал два кофе художник, когда мы вошли в небольшое кафе.
– Я – Анна, а вы…
– Нет, не итальянец, я из России, – не дал мне договорить Борис.
– А сюда как попали? – мы сели за уютный столик, друг напротив друга.
– Ну, как и все попадают. Только с той стороны границы это звучит как «попал», со знаком «минус», а с этой – со знаком «плюс». Меня выслали. Сначала во Францию, а потом я перебрался в Италию.
– За что вас так?
– В вердикте суда было сказано: за искажение советской действительности.
– Звучит весело.
– Тогда мне было не до смеха. Хотя где-то внутри себя я понимал, что это – конец, это прорыв железного занавеса. Конечно, это была большая удача, счастливый билет в новую жизнь. Реалисту нереально повезло, реалист попал в новую нереальную жизнь. Почему нереальную? Потому что она не идет ни в какое сравнение с той, что я видел из своего окна, – посмотрел серьезно на Анну Борис. – А вы кем работаете?
– Я дизайнер.
– Домохозяйка?
– В смысле?
– Сейчас каждая домохозяйка дизайнер. Извините, я не хотел вас обидеть.
– Можете хотеть, но обижать не надо, – улыбнулась я. – Я дизайнер общества.
– Интересно.
– Не то слово.
– Дизайнер ведь делает жизнь более удобной, устраняет ее недостатки. Значит, вы убираете лишних людей? – рассмеялся художник.
Анна замолкла после этих слов. Потом, усмехнувшись, ответила:
– Какой вы категоричный. Я же не уборщица, я дизайнер, просто ставлю людей на свои места, следуя желанию заказчика.
– Не обижайтесь, – отпил кофе Борис. – Тяжело стать хорошим дизайнером?
– Нет. Достаточно отмести все лишнее. А как стать хорошим художником? – успела вставить в анкету свой вопрос Анна.
– Еще проще. Нужно создать свой собственный мир. В нем твоя правда и будет жить. Важно, чтобы ей там было удобно.
– А то придется звонить дизайнеру, – добавила Анна.
– Точно. Поэтому необходимо, чтобы мир был только твоим, остальное додумают люди.
– Вы имеете в виду ложь?
– Да, они обожают этим заниматься. А вы еще чем-то занимаетесь?
– Люблю мечтать. Хотя ложь и мечта – это почти одно и то же, с той лишь разницей, что во втором случае – это приятно.
– И о чем вы мечтаете?
– Раздеваться без проблем, – прыснула смехом Анна. – Если честно… Сейчас я даже не знаю. Всякий раз я мечтаю оказаться снова в Риме. Но я уже здесь. Мечта сбылась. Она у меня одна, но многоразовая. Бывают люди однолюбы, а бывают одномечтатели, наверное, я к ним и отношусь.
– Ну Рим понятно, а что-нибудь концептуальное? – рассмеялся, иронизируя на тему, Борис. – Семья, дети. Разве вы не мечтаете о ребенке?
– Женщина начинает мечтать о ребенке, когда встречает мужчину. В полном смысле последнего слова, а не просто как объект удовольствий.
Борис улыбнулся:
– И вы в ту же реку. Вечный поиск своего берега, – задумчиво произнес он. – Допустим, она его находит. Что дальше?
– Здесь начинается самое сложное: она начинает жить.
– А почему самое сложное? – допил свой кофе Борис и вылил гущу на блюдце. На белом фарфоре образовалось черное пятно.
– Потому что романтика выветривается.
– И вся жизнь женщины превращается в наведение мостов через бурные потоки эмоций, – вытер невидимую слезу со своей щеки Борис и рассмеялся.
– Ой, да вы еще и поэт.
– То есть теперь задумаетесь?
– Размечтаюсь. Буду мечтать об этом исключительно в Риме, – улыбнулась задумчиво Анна. – А вы самонадеянный.
– А на кого еще надеяться, как не на себя?
– Это точно, в остальном – позитивного очень мало.
– Еще кофе? – спросил Борис Анну, которая тоже отодвинула чашку от себя.
– Тирамису. Вот, вот о чем я всю дорогу мечтала. Вспомнила.
Борис подозвал камерьере и заказал себе кофе, Анне – пирожное.
– Только, чур, я плачу сама.
– Ты делаешь мне больно, – театрально на «ты» перешел Борис.
– В современном мире каждый платит сам за свои мечты.
– Значит, я – ретро. У меня свои вредные привычки.
– Не бросай. Как бы ни менялись нравы, женщины любят щедрых, – краем глаза Анна уже видела официанта, который лавировал между столиками, неся десерт. – Какая красота, – улыбнулась Анна сначала официанту, потом тирамису. На большом блюде перед ней возник нежный, воздушный брикет, украшенный клубникой и веточкой смородины.
– Знаете, как переводится «тирамису»? «Взбодри меня».
– Вас? Это легко, – зачерпнула Анна первую ложку итальянского десерта и положила в рот. Губы ее сомкнулись, глаза закрылись. – Так пойдет? – медленно растворила она во рту лакомство.
– Неплохо! – запил это глотком кофе Борис.
– Жаль, что очень калорийный, я бы его ела каждый день.
– Вам нечего бояться, вам конституция позволяет.
– Конституция – да, совесть – нет. Хотя я даже как-то пыталась приготовить его дома. Привезла из Италии все ингредиенты. Сыр маскарпоне из Ломбардии, – захватила она ложкой нежную сливочную плоть и показала Борису. – Хотите попробовать?
– Нет, я пас. Боюсь, взбодрю вас в ответ, – засмеялся Борис.
– Не бойтесь, когда я ем десерт, я не опасна. В общем, как хотите, – проглотила она очередной кусочек.
– Да, женщины опасны, только когда голодны, – улыбнулся Борис. – И неважно, какого рода голод.
– Ну, хотя бы печенье? Это же савоярди, – показала темную сторону пирожного Анна, – еще один важный компонент – печенье савоярди, очень воздушное, сугубо итальянское. Вот только вина итальянского у меня не было, по рецепту должно быть вино «Марсала». Я заменила его на то, что было. Получилось ничего, но это на голову выше! – взяла Анна веточку смородины в губы.
– Красиво, – заметил Борис.
– Я съела произведение искусства.
– Искусство, искусство… – задумчиво произнес Борис, – оно все время занималось красивым, даже когда рисовали ужасные вещи, выглядело это притягательно. Взять хотя бы красивую смерть, как на картине «Юдифь и Олоферн» у Микеланджело.
– Или «Колокол Уэски» Хосе Касадо, – вытирая губы салфеткой, вспомнила Анна одну из любимых своих картин, с подвешенной, словно колокол, отрезанной головой.
