– В общем, сегодня важна концепция. То есть это не сегодня придумали, конечно, отголоски идут еще из семидесятых, когда на одной нью-йоркской выставке вместо представленных работ имелся только один каталог с их фотографиями.
– Это примерно как пойти в театр, чтобы просто полистать программку?
– Что-то в этом духе. Иными словами – догадайтесь сами, как это должно быть на самом деле.
– Неплохо, – засмеялась Анна, – только ведь, полистав меню, хочется и поесть.
– Меню – это и есть инструкция к образу, только блюда там должны быть как оригинальные, так и банальные, например лазанья.
– Банальная? Ты же говорил, что здесь лучшая лазанья в мире.
– Нет, сначала лучшая была в «Микеланджело» на улице Кавура, – засмеялся Борис. – Открою тебе один секрет. В Италии везде лучшая пицца, лучшая лазанья и лучшее тирамису.
– Что ты хочешь этим сказать? – чувствовала я какой-то хитрый подвох.
– Концептуальное искусство не взывает к эмоциям, его суть в игре, в угадывании, в пересечении вкусов, взглядов. На контрасте. Банальному противопоставляется что-нибудь шокирующее. Например, десерт. Здесь очень необычные десерты.
– Ты меня утешил, – сделала глоток «Баролы» Анна. – Я поняла. Художник мажет не по холсту, а по зрителю.
– Точно.
– Только как же отличить хорошего художника от плохого?
– Мажет плохой художник, а хороший попадает.
«Мажет плохой художник, а хороший попадает», – повторила Анна про себя, именно про себя, будто фраза относилась к ее профессии. Она на мгновение стала серьезной и вышла из себя. Потом вернулась:
– То есть он еще должен быть и футболистом? – рассмешила своим вопросом Бориса Анна.
– Это уже постмодернизм.
– Да, чувствую, концепта нет. Есть издевательство надо собой, но нет высокой идеи.
– Этим и хорош концептуализм, когда универсальное понятие справедливости возникает у нас при созерцании какой-то конкретной несправедливости, хотя сама эта идея скрытым образом уже существовала в нашем уме еще до настоящего опыта.
– Как сложно. Что же будет после третьего бокала? – сделала удивленно-веселое лицо Анна. – Прям боюсь представить.
– Думаю, что лазанья.
– Ладно, тогда буду считать это салатиком. Я лично думаю, что я – реалист. Реалистка.
– Еще не поздно заказать холодные закуски.
– Нет-нет-нет, я буду созерцать это скрытым образом, из старого опыта.
– Это правильно, тренируйся, созерцание делает людей чище.
– А Рим?
– Ты имеешь в виду меня? Сделал ли Рим чище меня? Эмиграция сделала. Знаешь почему? Потому что в эмиграции плохо реалистам. А когда человеку плохо, это значит, что он очищается.
– Да? А мне хорошо, – не переставала улыбаться Анна.
– Все верно. Когда человеку хорошо, он наслаждается. Сладкое в больших количествах вредно, – усмехнулся Борис. – А если серьезно, думаю, что ты здесь слишком мало жила. Мне здесь тоже хорошо, но негде черпать. Рисовать нечего. Все из памяти, все из памяти, а память-то не резиновая, не бездонная.
– Значит, на Родину пора, – улыбнулась своей фамилии Анна после этих слов, – за вдохновением.
– Я чувствую себя там туристом. Очаровываюсь, глядя по сторонам, а опуская глаза под ноги, думаю все время, как бы не вляпаться в дерьмо. Там по-прежнему обманывают бедных. Бедных обманывать опасно. Взрывоопасно.
– А мне нравится твой туристический пыл.
– Пыл – хорошее слово.
– Пыль тоже ничего.
– Это да, кто-то вечно взрослеет, кто-то все еще молодеет. Я про тебя, про тебя, – взял и прижал к своим губам ладонь Анны художник.
– А здесь что, мало реализма? Я про себя, про себя, – рассмеялась она. – Давай будем реалистами, целоваться – так в губы.
Борису ничего не оставалось, как притянуть за руку Анну к себе и поцеловать в самые губы. Губы ее раскрылись, в них Борис ощутил нотки шоколада, горных трав, черемши, мяты, шелковицы, сливы, клубники, а Анна – табака, эвкалипта и белого трюфеля. Так они замерли на некоторое время, пока не вернулись на место с приятным послевкусием.
– Это все Рим, античная среда накладывает отпечаток. Здесь-то все не мое. Куда ни плюнь – не мое. За что ни возьмись – не мое. Концептуалистам в этом отношении легче, есть чем поживиться, за что зацепиться. Они же пишут прямым текстом. Помнишь Дюшана?
– Это который унитаз на выставку притащил? Конечно, как такое забудешь.
– Весь худсалон в него долго мочился. Именно он и изобрел концептуализм. Я про Дюшана.
– И смыл все остальное искусство. Я тоже про Дюшана, – засмеялась вслед за Борисом Анна.
– Возможно, именно это он и хотел сказать. Значит, все дело в названии: «Фонтан Дюшана». Потом его волной захлестнуло искусство и других художников. Какие прекрасные безобразия они вытворяют, даже говорить неприятно, что у них там изображено, ведь совершенно отвратительные вещи, настолько отвратительные, что от картины не оторваться.
– Ты про кого?
– Взять, к примеру, русских художников: один играл пса на цепи, потом на сцене занимался с собакой черт знает чем, другой прибил себя за мошонку к площади. Площадь с яйцами, как ассоциация бабы с яйцами, другие нарисовали член на мосту перед КГБ, безобидные киски спели в храме, правда им досталось больше всех.
– Женщинам всегда больше всех достается. Потому что у них есть яйца, они не бегут, как многие. Изобразили и бежать. А вы там сами разбирайтесь, что мы нарисовали. Знаешь, иногда я чувствую себя полной идиоткой, глядя на работы современных художников, но все равно продолжаю глядеть. В чем же секрет?
– Концептуальное искусство обращается не к эмоциональному восприятию, а к интеллектуальному осмыслению увиденного. Оно не пытается вытянуть из тебя эмоцию, просто заставляет задуматься.
– Это как вино, – сделала демонстративно глоток Анна. – Вино не пытается вытянуть из тебя эмоцию, просто заставляет задуматься. Вот водка – другое дело.
– Кстати, это относится и к современной литературе. Сегодня заслуги, премии, регалии уже плохо работают, необходимы идеи. Сломана традиционная связь между трудом творца и заслугами за работу. Ты же дизайнер, дизайнеры тоже в некотором смысле концептуалисты, хотя, конечно, пользуются кальками.
– В некотором да, а в общем – ничего оригинального.
– Вот ты сейчас над чем работаешь?
– Шершавое масло, – не придумала ничего лучше Анна.
– В смысле?
– Я работаю над одним проектом. Госзаказ. Мы с группой коллег пытаемся создать шершавое масло.
