Есть, конечно, и минусы, но, как правило, их не успеваешь осознать. Тебя просто режут в подъезде. Не далее как два дня назад у меня перед окном прогремело с полсотни одиночных выстрелов. Кровавую бойню упразднил возмущенный окрик с пятого этажа: «Вы чо! Обалдели, что ли? Только ребенка уложили». Стрелявшие по-тушински смекнули и от греха отъехали за Окружную.
Или вот еще пример из жизни. Вышел я как-то на улицу, сел в автобус и поехал на работу. У чулочной фабрики в автобус вошли сходненские муниципалы.
– Документики? – безо всякого энтузиазма предложили они пассажирам.
Не успел я извлечь из внутреннего кармана жилетки паспорт, как их словно ветром сдуло. В следующую секунду они уже топали пятками сквозь грязные дворы за солидного возраста господином.
– Макинтоша ловят! – проинформировал нас через динамики водитель.
– Макинтоша на прошлой неделе уже поймали, – поправила его дородная дама в оранжевом плаще. – Это Дзига бежит. Ишь, чахотка, наворачивает!
– Когда же они друг друга перепуляют наконец! – вздохнула молоденькая особа в положении.
– Жди! А кто зарплаты правительству платить будет? – осек ее мужчина в кожаном картузе и огорченно добавил: – А Лебедя заели.
– Царя нужно! – неожиданно с первого сиденья подал голос подросток.
– Умный какой! – возмутилась дама в плаще и обратилась к мужчине в картузе: – Видите, что вы с детьми сделали! Мой третий день у телевизора сидит, крекеры пачками лопает и хохочет, как полоумный.
– Сливайте воду! Это он анаши дунул, – подсказал подросток с первого сиденья.
– Спокойно! – оборвала его дама. – Я запах знаю. Запаха не было.
– Анашу можно и в молоке вываривать, – поделилась опытом беременная.
– Да? – сомневалась дама.
– К гадалке не ходи, – согласился подросток. – Вот так!
Поступление в тушинцы
Для того чтобы стать тушинцем, мало жить в Тушине. Его надо еще и полюбить, а для подавляющего большинства это практически невыполнимая задача: Тушино фантастически некрасивый район. Первое, чего хочется вошедшему в Тушино, – это поскорее выйти из него. В этом есть прелесть и загадочное очарование Тушина.
Привелось мне тут беседовать с одним молодым, неопрятным тушинцем, торгующим печатной продукцией в переходе у метро.
– Скажи, дружище, – познавательно обратился я к нему, – и охота тебе здесь целый день стоять?
– Я читать люблю, – лениво погружая указательный палец себе в ноздрю по вторую фалангу, объяснил юноша.
– А что именно читать? – продолжил я расспросы.
– «Новый мир», – стыдливо признался он.
– Так, по-моему, «Новый мир» не издается давно, – удивился я.
– Ждем-с, – флегматично пожал плечами молодой тушинец и поменял ноздрю.
Тушинец – это человек мечты. Просто таковы бытовые обстоятельства.
Так что при общении с оседлым тушинцем постоянно возникает навязчивое ощущение, что он знает что-то главное, но не говорит. Наверное, ответ на эту инфернальную загадку следует искать в словах пожилого тушинца, недавно встреченного мною на остановке двадцать восьмого трамвая. На вопрос приятеля: «Как дела?» – он ответил: «Теперь может быть только лучше».
Тушинский синдром
Это явление я бы охарактеризовал как платформенный оптимизм или тушинский синдром. Всплески вышеупомянутого то и дело тревожат мутную гладь общественной и культурной жизни отечества. Архитектурный комплекс на Поклонной горе, парад по случаю восемьсотпятидесятилетия Москвы и реклама торговой марки Валентина Юдашкина – это только частные проявления синдрома. Но сердце его бьется где-то в районе Комсомолки на пруду у «моржовки».
Помню, я как-то поймал десятилетнего тушинца, который при помощи стамески пытался отковырять фирменную эмблему от моего автомобиля. Нарвал уши ему и поинтересовался:
– Кем же ты, пострел, хочешь быть?
– Телефонистом, – отрапортовал он.
– Как же так, малыш? – изумился я. – А банкиром не хочешь разве?
– А какая у них профессиональная болезнь? – ответил он мне вопросом на вопрос.
– Ну… – замялся я, походя изумляясь логике непоседы. – Болезнь неудачная.
– А у телефониста максимум – геморрой! – пояснил изощренный бутуз и добавил: – Папа говорит: всех денег не заработаешь. Дома биде – точно к беде!
– А что, у нас батяня киллер? – еще больше озадачился я.
– Безработный, – жалостливо всхлипнул сорванец и убежал, оставив у меня в руке воротник от своей болоньевой куртки морковного цвета.
Личность, инфицированная вирусом тушинского синдрома, мутирует за считаные дни и становится полностью автономной. В условиях ядерной зимы, помимо тараканов и крыс, комфортно себя будут чувствовать только тушинцы. К слову, и я в их числе.
Любовь
Как это ни странно, оказалось, что я люблю Тушино. Мне милы его неприхотливые пейзажи, словно скопированные с полотен Дейнеки, мне сродни его непринужденная созерцательность, близкая духу Платонова.
Тушино в книге города – эпилог. Дальше ничего нет. Оно просто создано для погружения в транс и последующих путешествий по окраинам сознания. Поглядел в окно на придорожный рекламный щит, где черным по серому написано: «Продаются квартиры в Тушино», плюнул на ладошки и улетел. Тибет – он и есть Тибет.
О свободе выбора
Волею моей кареокой голубки Оксаны, лупанувшей мою машину о бордюрный камень, я был выброшен на двухнедельный срок из кожаного салона БМВ в самую гущу столичной обыденности. Я покатался в метро, на трамвае и маршрутном такси, насытил слух городскими шумами, пристально вгляделся в осоловелые лица соотечественников. И в принципе остался всем доволен, кроме двух плакатов: на одном пестрели глумливые предвыборные лозунги типа «Голосуйте за “Единую Россию”», на другом было размытое изображение лыбящегося подонка с телефонной трубкой и надпись: «Информаторов не выдаем». О последнем и говорить не хочется. Если бы я был Япончиком (Царствие ему Небесное), я бы обязательно послал по указанному адресу доверенное лицо с паяльником. О первом рассуждать интереснее, поскольку и в моей жизни имеется случайный политический опыт.
Году этак в девяносто четвертом я баллотировался в Государственную думу от партии зеленых. Не то чтобы я любил до одури мишку панду, но не мог отказать закадычному другу Николаю Гастелло, в то время промышлявшему политическим пиаром, да и в деньгах нуждался.
Партию я возглавлял недолго, пока она не оттянула нужное количество электората от коммунистов, а косоглазый хам – координатор партии СПС (тогда еще знавшей свое место для поцелуев) – не дал сигнал снять свои кандидатуры с предвыборной гонки. Однако по существующему регламенту я, как один из лидеров партии, был обязан баллотироваться еще и в своем родном Тушине как одномандатник. И хотя слово «одномандатник» мне категорически претило, договор есть договор. Я был вынужден выпустить агитационный листок и провести предвыборные прения с другими кандидатами на районном телевидении и в Доме культуры. Для листовки я выкрасил волосы в неестественно белый цвет и сговорился с местной братвой о строительстве новой бани на Комсомолке. В этом, собственно, и заключались все мои предвыборные обещания: «Ничего не обещаю, кроме новой бани на Комсомолке».
