При заселении меня удивило, что самодельный гараж для трейлера забит стопками кассет с домашним видео и коробками с ними же. Хозяин заявил, что не может держать их дома, но привел этому весьма размытое объяснение. В ответ я пожала плечами и захлопнула дверь, раз уж это помещение мне все равно было не нужно. Но чем дольше я о нем размышляла, тем сложнее становилось придумать невинную причину прятать от жены и детей такое неимоверное количество видеозаписей. К тому же хозяин завел привычку внезапно появляться на пороге и рассказывать, как его удивило, что такая милая девочка решилась жить так далеко в лесах — совершенно одна и без ружья под рукой.
Сосед выступал в том же ключе. Периодически он заглядывал ко мне по вечерам, чтобы напомнить: вероятно, его внешность вводит в заблуждение, но полученная им фельдшерская подготовка позволяет избавить девушку вроде меня от одежды меньше чем за сорок пять секунд — возникни у него такая необходимость. На основании этого я сделала логичный вывод: если видишь в Джорджии человека в комбинезоне, но без футболки, вряд ли за этим последует что-то хорошее.
Спустя год на индикаторной панели моего фургона зажглась сигнальная лампочка «проверить двигатель». Не имея ни малейшего представления, что это может значить, я восприняла сигнал посланием свыше, обменяла свою развалюху на подержанный джип, погрузила в него собаку и переехала в город. Там я нашла жилье в районе Атланты Хоум Парк — узкую, вытянутую в длину квартиру в полуподвале, которую Билл тут же окрестил крысиной норой. «Нора» прилегала к складу заготовок при сталелитейном заводе, который подарил мне немало новых знаний. Например, выяснилось, что в процессе производства целые пачки стальных листов необходимо сбрасывать с высоты четырех метров через равные промежутки времени. И непременно ночью. Множество влажных южных вечеров я провела на крыльце, глядя на огонек сигареты Билла, который мерцал в темноте среди прочих ночных огней, и пытаясь придумать план Б — пока безжалостный барабан из стали неутомимо выстукивал на заднем плане мелодию грядущей менопаузы.
Жилище Билла оказалось еще удивительнее — хотя он принимал это с гораздо большим равнодушием и стойкостью, чем я. Оказалось, месячная плата за аренду душного «клоповника» в Атланте почти в два раза ниже, чем за аналогичный «клоповник» в Калифорнии; однако, обойдя десять квартир и познакомившись с южными клопами, он был уже готов не просто выбросить белый флаг, но и признать поражение. В конце концов Билл купил грязно-желтый микроавтобус, и я помогла ему перенести вещи с незабываемыми ощущениями человека, чей друг садится в машину и переселяется… а никуда, собственно, не переселяется, поскольку намерен теперь жить в машине.
Не успели мы отъехать на квартал по направлению в никуда, как услышали глухой удар и возмущенный кошачий вопль, которые означали, что рядом «Котосфера». Так мы называли местную экосистему бродячих котов — по аналогии с проектом «Биосфера» Колумбийского университета в Аризоне. «Котосфера» представляла собой старый дом, населенный исключительно самостоятельными представителями кошачьего племени. Обычно они патрулировали окрестности, обращая подчеркнуто мало внимания на пересекавшие их маршруты автомобили. Я заставила Ребу пригнуться на заднем сиденье, отлично понимая, что в стане врага, обладающего численным превосходством, собачье высокомерие может привести к беде.
— Я этим кошкам никогда не нравился, — задумчиво сказал Билл. — Так и мечтали меня выжить.
И он, высунув голову из окна, прокричал:
— Покедова, твари пушистые! Не сможете больше гадить мне в ботинки!
Так начался период, когда Билла стало очень сложно найти: мобильные телефоны тогда встречались не у каждого, а постоянного адреса у него теперь не было. Когда его не оказывалось в лаборатории, я просто садилась в машину и начинала кататься по городу, проверяя места, где он обычно останавливался. Если мне удавалось найти микроавтобус, его хозяин тоже обнаруживался поблизости.
— Здорóво. Хочешь чего-нибудь горячего? — не меняя ленивой позы, поприветствовал меня Билл, когда я вошла в кафе, которое он называл своей гостиной. Находилось оно по соседству с общественной прачечной (его «подвалом»), и по воскресеньям Билла можно было найти именно там. В то утро он удобно устроился в мягком кресле возле газового камина, с «Нью-Йорк Таймс» в одной руке и двойным латте в другой.
— Опять подстригся. Ненавижу, когда ты так делаешь, — заявила я.
— Ничего, отрастут, — заверил меня Билл, потирая голову. — Просто был вечер субботы, и я… сама понимаешь.
В жизни Билла было немало того, чего он предпочитал любой ценой избегать, и визиты в парикмахерскую определенно входили в этот список. Одна мысль о том, чтобы подпустить к себе кого-то настолько близко, приводила его в ужас — поэтому с тех пор, как мы встретились в Калифорнии, Билл успел отрастить копну блестящих черных волос, придававших ему сходство с Шер. Со спины его часто принимали за женщину, а проходившие мимо мужчины нередко бросали на него заинтересованные взгляды — которые быстро сменялись удивлением и смущением, стоило им заметить лохматую бороду и мужественную челюсть. Естественно, это только усиливало социальную паранойю Билла, поэтому вскоре после переезда в микроавтобус он обзавелся беспроводной электрической бритвой вроде тех, которые можно найти в настоящей парикмахерской. Спустя месяц он позвонил мне в три часа ночи и радостно сообщил, что обрил голову.
— Это так круто! — вещал он с горячностью неофита. — Я чувствую такую свободу! Длинные волосы — удел идиотов. Теперь мне очень жаль тех, кто их носит.
— Не могу сейчас разговаривать, — пробормотала я и поспешно бросила трубку. Идея кардинальных перемен в Билле мне не нравилась, а уж бритье наголо и вовсе казалось чем-то непереносимым. Останется ли он собой без своих волос?
Я знала, что это глупо, и все же чувствовала потребность не встречаться с ним несколько дней. Конечно, скоро мы увидимся и я справлюсь — просто не прямо сейчас. Повторяя себе, что это станет слишком сильным потрясением, я продолжала увиливать и залегла на дно. Билл, разумеется, заметил это и пришел в смущение.
В конце концов он снова позвонил мне из автомата посреди ночи. Стоило мне взять трубку, как он сказал:
— Я не стал выкидывать волосы. Тебе станет легче, если ты их увидишь?
Я обдумала его предложение и поняла, что это действительно может сработать.
— Стоит попробовать. Заедешь за мной?
Когда его микроавтобус остановился у дома, я забралась внутрь, избегая смотреть Биллу в глаза.
— Они в водохранилище, — пояснил он, сворачивая на Ховел-Милл-роуд.
Каждый вечер Билл сталкивался с непростой задачей: где припарковать микроавтобус, чтобы переночевать? Проблема усложнялась тем, что машина дышала на ладан и остановиться по сути означало заглохнуть намертво.
Вдобавок у микроавтобуса не было задней передачи — поэтому парковаться надо было так, чтобы иметь потом возможность выехать передом. Если же перед тобой успевал припарковаться кто-то еще, ты не мог сдвинуться с места, пока не уедут они. Первой передачи у микроавтобуса тоже не было, так что для старта необходим был легкий уклон, а чтобы завести машину утром, нужно было сначала ее подтолкнуть. Самым паршивым оказалось то, что стартер не работал при теплом двигателе, — поэтому, где бы ты ни остановился, нужно было подождать минимум три часа, пока мотор остынет и можно будет снова его запустить. Заправка также была сопряжена с риском, поскольку выключать двигатель на это время было нельзя. Обычно я без страха наблюдаю, как люди заливают в бак топливо, — однако, когда Билл начинал размахивать заправочным пистолетом над искрящим двигателем, при этом не выпуская сигарету изо рта, у меня неизменно учащался пульс.
