Красин как будто удивился.
– Вы же диггер?
– И что из этого? – Иванов «День вежливости» закончился.
– Скажите, а на набережной Лейтенанта Шмидта вы бывали? – Красин смотрел с непонятным терпением.
– Само собой. – Иван пожал плечами. – Я почти весь Васильевский остров облазил. Но какая разница? Раз я все равно не собираюсь диггить… – Он снова лег.
– Значит, были? – Красин кивнул. – Чудесно. А лодка там все еще стоит? У набережной?
Иван даже привстал. «Черт, а ведь действительно…»
– Какая лодка?
Красин улыбнулся – на удивление обаятельно.
– Подводная.
* * *
Метро вбито всеми своими тюбингами в сырую питерскую землю, в жидкую грязь, которую месили еще гренадеры Петра Великого.
Город, в котором исчезает время.
– А теперь объясните мне, как можно доплыть до ЛАЭС на подводной лодке? – потребовал Иван.
– Да легко доплыть, – сказал Красин. – Выйти из Гавани в Залив и потом курс держать вдоль берега. И так до самого Соснового Бора. Девяносто километров примерно получается, чуть больше, чем по железной дороге. ЛАЭС у самой воды стоит, она охлаждается водой из Залива. И генераторы на той же воде работают.
Иван кивнул. С виду все логично.
Водяник почесал черную, продернутую белыми волосками бороду. Дернул за нее, словно собрался оторвать.
– В общем, подведу итог, – сказал профессор. – Нам предстоит пройти от «Техноложки» до Английской набережной, затем через мост к набережной Лейтенанта Шмидта. Там должна быть старая подводная лодка. И возможно, нам удастся ее завести. Если нет – что ж… Нам придется искать другой способ добраться до ЛАЭС. У меня все. Иван? Мне можно идти собираться?
– Простите, профессор, но вам придется остаться, – сказал Иван. – Вы не в той форме сейчас… понимаете? Там, наверное, придется быстро бежать. Быстро стрелять. И прочие «быстро».
Профессор вскинул голову.
– И что же такое со мной случилось, – спросил он с ядом в голосе, – что два назад я еще мог отправляться в экспедицию с вами, Ваня, а сегодня уже нет? А?!
Иван впервые видел профессора в таком гневе. Даже немного страшно стало. Только нет времени на всякие глупости.
– Хорошо, я объясню. – Иван выпрямился. – С вами ничего не случилось, профессор. Вы остались прежним. Вам по-прежнему почти пятьдесят с лишним лет и вы довольно грузный человек умственного труда. Зато изменилась ситуация. Одно дело – добраться до паровоза, пройдя триста метров. Совсем другое – пробежать три километра в набитом всякими тварями городе. Отстреливаясь. И заметьте, профессор – в противогазе и полной химзащите. Как вам такая ситуация?
Профессор молчал, как в воду опущенный. «А не фиг, – подумал Иван. – Надо быть жестоким – буду жестоким».
– Но… – наконец сумел выдавить Проф.
– Это не обсуждается.
Водяник сник. Шаркая ногами больше обычного, вышел из комнаты. Иван посмотрел ему вслед, чувствуя себя последней сволочью. Словно ребенка обидел.
– Я пойду с вами. – сказал Мандела, до того угрюмо молчавший. Иван покачал головой. В этот раз он не собирался брать добровольцев. Поигрались и будет.
– Глупости не говори. Хватит мне на совести и Звездочета.
– Я иду с вами. – Мандела смотрел упрямо, белым, раскаленным, как вольфрамовая дуга, взглядом. – И точка.
Когда негр ушел, Убер сказал:
– А парень-то кремень. Хоть и черный.
* * *
Ему предстояло идти на поверхность с необкатанной, необстрелянной командой, имеющей о дигге весьма смутное представление. Иван посмотрел на сияющее лицо Кузнецова. Мда.
«Зато энтузиазма у нас хоть отбавляй».
– Запомните главное. – Иван оглядел компанию, передернул затвор автомата, поставил на предохранитель. – Не останавливаться. Ни в коем случае. Всем понятно? Ведем огонь короткими очередями и продолжаем движение. Если остановимся, нас загонят в угол и съедят. Понятно? Убер?
Тот кивнул. А что тут не понять? – словно говорила его резиновая физиономия. Даже в противогазе он умудрялся выглядеть арийцем. Уберфюрер поднял и положил пулемет себе на колени. У Седого – автоматический дробовик «Сайга». У Манделы двуствольное ружье. У Миши АК-103 с пластиковым прикладом. В общем, почти все дальности мы накрываем при необходимости.
– Мандела? – спросил Иван. – Не останавливаться. Ты понял?
– Понятно, командир.
– Миша?
– Д-да. Понял.
– Красин? – Моряк кивнул. Поверх химзащиты у него была надета морская шинель. Блин, у всех свои причуды, подумал Иван.
– Седой?
Иван кивнул каждому по отдельности и сказал:
– Присядем на дорожку.
Присели. Иван оглядел свою команду. Веселая компания. Сейчас наденем противогазы и станем близнецами. Что объединяет людей мира после Катастрофы? – подумал Иван. – Противогаз и химза? Это уж точно.
Из всех участников экспедиции на поверхности раньше бывали только он сам, Иван, да скины. Что-что, а скучать не придется.
– Ну все, с богом. Надеть противогазы.
Как под водой оказался. Гул в ушах. Вдох, выдох. Вдох, выдох.
– Ни пуха, ни пера, – сказал Водяник. Голос профессора доносился словно из соседнего помещения.
– К черту! – Иван встал. – Ну, – он набрал воздуху в грудь. – Бато-ончики!
* * *
Петербург, боль моя.
Полуразрушенный Исаакий. По монолитным гранитным колоннам, что устояли даже под ударной волной, поднимаются серо-голубые лианы. Возможно, ядовитые. И уж точно радиоактивные. Иван надвинул на глаза тепловизор – ты смотри, действительно светятся. Лианы вокруг гранитных столбов выглядели через тепловизор голубыми с легким зеленым отсветом. И давали едва заметный туманный след, когда Иван резко поворачивал голову…
И туда мы тоже не пойдем.
Здорово было бы однажды забраться внутрь Исаакиевского собора – Иван много слышал от стариков, как внутри офигенно, но вот все не доводилось.
– Ван!
Он развернулся, забыв поднять окуляры тепловизора. Бля! Отшатнулся. В первый момент Ивану показалось, что перед ним – ядерная вспышка.
В поле зрения оказался человек-Армагеддон, пылающий в желто-красно-зеленом спектре. Иван поднял руку и сдвинул окуляры тепловизора на лоб. На какую-то ненормальную яркость эти приборы выставлены. Глаза горят, точно обожженные.
Вместо человека-Армагеддона перед ним был Убер.
– Ван, слышишь?
– Что?
– За нами вроде идет кто-то. Чуешь?
