Сазонов присел на стул и бросил пистолет на столешницу.
– Хватит, – сказал он. – Хватит орать. Что ты как девчонка.
* * *
Столкнувшись лбами, над молоком не плачут.
Они вышли из кабинета Орлова, находившегося у самого торца платформы. Надпись на двери «В2-ПIIА», когда-то в таких комнатах хранились инструменты уборщиц. А сейчас там устраивали комнаты для самых важных персон. Как изменчив мир.
Иван огляделся.
Светлый мрамор, высокий потолок. Все-таки, подумал Иван, «Невский» – едва ли не самая любимая у меня станция. Но пора двигаться.
А ведь слова Мемова меня зацепили. Иван даже на миг остановился. Что, если генерал не врал и веганцы действительно готовятся к большой войне?
Тогда мы в глубокой жопе…
Они прошли платформу, проталкиваясь через народ. В этот раз никакой маскировки. Действуем открыто и нагло. Вдруг диггер понял, что Уберфюрер отстал. Он повернулся – скинхед застыл, глядя в сторону перехода на «Гостинку».
– Убер? – окликнул его Иван.
Скинхед стоял напряженный, лицо было жестким.
– Убер!
Наконец тот с трудом, словно шея заржавела, повернул к Ивану голову. В голубых глазах плавилась холодная ярость. Как дымящийся на воздухе сухой лед. Иван даже отшатнулся.
– Что случилось?
Лицо скинхеда слегка расслабилось, он улыбнулся. Снял с плеча и протянул Ивану автомат.
– Ты иди, – сказал скинхед.
Иван поднял брови. По плану они должны были уходить по туннелям до Сенной вместе. Этим же маршрутом ушли профессор и Кузнецов. Кого Убер там увидел?
– Иди, – сказал Убер. – Я догоню.
* * *
Уберфюрер спрыгнул на бетон, спружинил ногами. Выпрямился.
– Привет, Рамиль. Помнишь меня?
Телохранитель Ахмета поднял голову, усмехнулся. Узнал. Оттолкнул за спину Ахметзянова, тот попытался возмутиться, но Рамиль покачал головой. Не сейчас.
Телохранитель шагнул вперед – мягко, хищно.
– Он вне нашей разборки, – сказал Рамиль.
– Он вне нашей разборки, – согласился Убер, расставляя руки и тряся кистью с ножом. Разогревает мышцы. Голый по пояс, в синяках и шрамах, скинхед выглядел совершенно отмороженным ублюдком. На плече серп и молот в окружении венка. Советская машина смерти во всей красе.
Ахмет Второй отбежал и остановился, его черная кожаная куртка блестела в темноте. Бывший царь помедлил…
– Иди, – не глядя, приказал Рамиль. Ахмет побежал. Телохранитель снял пиджак, аккуратно повесил его на выступ арматурины. Закатал рукава – обнажились заросшие темным волосом предплечья – и достал нож.
Убер поиграл с клинком, перекидывая его с костяшки на костяшку, перехватил несколько раз пальцами. Выпрямился. Кивнул бордюрщику. Готов?
Рамиль кивнул.
Поехали.
– Ты, сука, – сказал Убер, накручивая себя. – Ты, бля, не понял, с кем связался! Ты со скинами связался! Понял?!
* * *
– Какой туннель? – спросил Гладыш сипло. Прокашлялся, отхаркнул комок. Выглядел диггер погано, не лучше гнильщика. – Тьфу, зараза. Мне левый или правый?
Сазонов огляделся.
– Левый, – сказал он.
– Уверен?
– Левый… – автоматически повторил Сазонов, и тут до него дошло. – Хамишь, что ли?
– Ась?
Это что это он себе позволяет? Сазонов выпрямил спину.
– Гладыш, ты оборзел? – спросил он тихо и внятно. Любой бунт лучше усмирять на месте. – Или мне тебе по роже съездить?
Молчание.
– Гладыш?
– Знаешь, команди-ир, – сказал Гладышев. Лицо его, опухшее и словно изрезанное ножом, в этот момент было на удивлением спокойным. И даже почти красивым. – Ты мне, конечно, команди-ир… но не доставай ты меня? Понял? Думаешь, я не знаю, зачем Ван вернулся? Он с того света пришел, я знаю. Он за тобой вернулся!
– А не за тобой?
– И за мной, конечно, – согласился диггер. Оскалил в усмешке гнилые остатки зубов. – Потому что на мне кровь, много крови. А ты его вообще убил. Что, ты думал, я не знаю? Ты за ним как баба бегал, в рот смотрел, а потом, когда он жениться задумал, пришил его к черту. И теперь его вещи мацаешь, как баба какая… а ты и есть баба. Только он вернулся, понимаешь, Сазон? Как тебе такая штука? Страшно небось?
Сазонов не верил ушам.
– Гладыш, ты пьян? Ты с кем говоришь, по-твоему?
– Ни с кем я не говорю.
Сазонов взял его за ворот замасленной куртки, притянул к себе.
– Я твой командир, понял?!
Гладыш оскалился.
– Ни хуя ты мне не командир. У меня один командир был – Косолапый. И второй командир был – Ван. А третьего не будет.
– А я тогда кто? – Сазонов даже про злость забыл, так развеселил его Гладыш. Что этот смешной человечек себе позволяет? Что он несет? Что вообще сегодня происходит?
– А ты… ты враг человеческий, Сазон, – сказал Гладыш серьезно. – Изыди, сатана. Ручки убери, а то пообломаю нахрен.
Он с треском выдернул ворот из хватки Сазонова, повернулся и пошел в туннель. В левый, как и было сказано. Командир диггеров выпрямился.
– Стой, Гладыш! Я ведь выстрелю.
Диггер остановился.
Повернул голову.
– Пошел на хуй, – сказал он отчетливо и двинулся дальше.
Револьвер оказался в руке. Сазонов сам не понял, когда успел его вытащить. Привычная холодная тяжесть. «Я быстрый».
Он плавно поднял «питон», прицелился. Мушка плавала по сутулой фигуре пожилого диггера. Стреляй же, велел себе Сазонов, иначе сейчас Гладыш выйдет из освещенной зоны… И что тогда?
Он продолжал целиться. Положил палец на идеальный изгиб спускового крючка, погладил. Да, это оружие по мне…
«Стреляй», – сказал он себе. Ну!
Секунда.
Спина Гладыша, подсвеченная боковым светом фонаря, исчезла в темноте.
Сазонов опустил револьвер, усмехнулся. Нет. Сначала Иван. С Гладышем можно разобраться и после.
* * *
– Зачем тебе мой нож, Рамиль? Зачем, дорогой?
Убер пошел на телохранителя, то пряча нож за запястьем, то дразня им противника. Сверкающая полоска возникала в левой руке, в правой.
Рамиль ждал. Лицо его было спокойным.
– Я могу понять, зачем ты вырвал мне ногти. Но зачем было красть мой нож?
Рамиль молчал. Невозмутимый.
Убер мягко скользнул по полу, выкидывая руку вперед. У него был китайский нож «викинг», простенький – серая сталь, насечка на обратной стороне клинка. В последний момент Рамиль шевельнулся – звяк! – клинки встретились, отлетели…
