Разруха.
Пару раз они видели крылатые силуэты в светлеющем небе. До рассвета осталось всего ничего, пара часов. От криков летающих тварей озноб пробегал по спине. Однажды такая «птичка» снизилась… прошла над дрезиной… Они вовремя успели сориентироваться, скатились с насыпи, залегли. Убер лег на спину и направил ствол пулемета в небо.
Но обошлось. Уродливый птицеящер… или кто он там… прошел метрах в пятидесяти над ними и резко замахал кожистыми крыльями, набирая высоту. Набрал. Неуклюжий, как кирпич, но летает.
Скоро рассветет. Если не успеем до «Балтийской», придется искать укрытие, решил Иван. «Автово», «Кировский», «Нарвская» для нас закрыты. А ЖД-ветка ведет только до Балтийского вокзала.
Вперед.
Они проехали лес, превратившийся в болото – стволы деревьев торчали прямо из булькающей, пузырящейся жижи. В одном месте насыпь так подмыло, что рельсы прогнулись и слегка разошлись. Дрезина прошла на скорости, но виляло и бросало ее так, словно она вот-вот вылетит с рельсов к черту.
Когда проскочили тот участок, стало поспокойнее. Справа опять появились дома – на это раз городского типа, пятиэтажные, семиэтажные – длинные, серые, почти без стекол.
Почему-то привычный городской пейзаж успокоил Ивана.
Стук колес. Мертвая тишина.
Изредка они слышали далекий лай собак Павлова, несколько раз серые тени перебегали рельсы перед едущей дрезиной. Видели диггеры и более крупных животных. Нечто огромное, ленивое брело вдалеке – при этом треск стоял такой, словно тварь прет напрямик, не выбирая дороги, через кусты, старые постройки, завалы и новые заросли.
– Смотри.
Убер передал Ивану бинокль. Тот приставил его к стеклам противогаза – в глазах задвоилось. Поискал положение окуляров, подстроил резкость… Н-да. Дела.
Вдалеке – двадцатикратный морской бинокль делал это не таким уже далеким – в большой воде по колено бродили твари. На длинных неуклюжих ногах, вытянутых и словно сужающихся к низу. Колени у них были как у человека – сгибались вперед. На всех четырех ногах. И это производило жутковатое впечатление. Словно пародия на людей, идущих друг за другом. В центре пруда желтело круглое здание с куполом.
– Что это?
– Петергоф, – Убер махнул рукой.
Седой кивнул.
– Раньше тут был обалденно красивый парк. Особенно осенью красиво. Мне нравилось здесь бывать. А теперь там заповедник… вот этих самых.
– А там что? – Иван кивнул на тянущиеся слева от железной дороги огромные заросли.
Сначала он решил, что это обычный мертвый лес, вроде того, что рядом с ЛАЭС, но оказалось, ветки огромных деревьев оплетены лианами, и словно канатами стянуты между собой. Ощущение от этого леса было странное – словно он единое целое. И смотрит на них – внимательно. «Да ну, ерунда. Хотя заходить в такой лес я бы не стал», подумал Иван.
– Хрень какая-то, – сказал Убер.
Седой заворчал одобрительно. Действительно, хрень.
Дрезина стучала. Двигатель тарахтел.
Нелепая смерть Юры-Манделы не давала Ивану покоя… «Впрочем, почему нелепая? Он сам ее выбрал».
Точка в затылке опять налилась ртутью. Иван дернулся. Ощущение пропало. Словно ненароком поймал чей-то недобрый взгляд… И тот, кто смотрит, очень старается себя не выдать.
– Подъезжаем, – сказал Убер.
Вперед показались серые городские кварталы.
* * *
Железная дорога тянулась вдоль жилых и промышленных зданий, одинаково заброшенных, пустых. Удивительно, иногда огромные корпуса заводов казались живыми. Точно спящие чудовища. Странное ощущение.
Однажды за бетонной оградой промзоны Иван заметил что-то вроде осиных гнезд, как их рисуют в детских книжках, только побольше. Они возвышались метров на шесть-семь в высоту. «Не хотел бы я разозлить этих ос», подумал Иван и дальше смотрел только вперед, словно обитатели гнезд могли почувствовать его взгляд.
В следующий момент рельсы вывели их между городских кварталов. Вдоль «железки» тянулись покосившиеся бетонные заборы, зияли проломы, стояла ржавая техника.
Первыми тварей заметил Кузнецов.
– Там! Там! – показал он куда-то вправо.
Иван повернулся. От дальнего пятиэтажного дома в их сторону бежали три… нет, четыре… собаки Павлова. Синхронно, словно настроенные на одну волну. Дрезина стукнула, лязгнула. Привычное тарахтение двигателя успокаивало. Иван поднял автомат. «Вообще удивительно, что мы раньше не нарвались – при том шуме, который создаем. Но скорость у нас хорошая, оторвемся».
Иван повернулся и похлопал Седого по плечу. Давай быстрее.
Тот кивнул и сильнее прижал ручку газа. Двигатель взревел, металлический щелчок – Седой переключил передачу. Дрезина рванулась, ускоряясь. Скрежет катков по рельсам стал невыносимым. Иван сжал зубы. Собаки, которых уже было больше десятка, начали отставать.
«Оторвемся», подумал Иван. До «Балтийской» осталось всего ничего. Квартал, может быть…
В следующее мгновение Убер заорал:
– Стой! Стой, говорю. Тормози!
Седой рванул рычаг. Визг колодочных тормозов. Искры взлетели метра на полтора вверх.
Дрезина дернулась так, что Иван едва успел ухватиться за поручень, с трудом удержался.
– В чем дело?! – крикнул он.
Уберфюрер привстал, посмотрел вперед, прижимая ладонь ко лбу, как козырек. Уже начинало светать, скоро диггеры вообще будут как слепые…
Скинхед присвистнул.
Иван тоже выпрямился и – увидел.
На дрезину катилась серо-багровая живая волна.
То есть впечатление создавалось именно такое. Волна. Твари бежали на дрезину почти синхронно, хотя отличались по размеру и повадкам. Собаки Павлова, серые бегунцы, те, новые, с пастями до затылка, что убили Манделу, с правого фланга ковылял даже рослый Голодный Солдат.
«Впрочем, – подумал Иван, – не так уж их много… Сотни две-три. Но такое ощущение, что ими кто-то командует – обычно эти твари друг друга на дух не переносят. Блять. Как такое может быть? Хорошо хоть Кондуктора с ними нет. Или Повара – это было бы чересчур».
Кузнецов повернулся к Ивану. Даже морда противогаза выглядела испуганной.
– Что делать, командир?
Иван огляделся. Единственный вариант – к зданиям. Забаррикадироваться и занять оборону.
– А ведь это пиздец, дорогие мои, – задумчиво сказал Уберфюрер. Поставил пулемет на сошки, открыл затворную коробку, аккуратно вставил ленту, закрыл. – Всегда хотел побыть Шварцем.
Он резко потянул на себя рукоятку, отпустил. Лязганье, металлический удар.
Готово.
– Кем? – спросил Иван.
– Был один такой великий герой. Я его с детства уважал и всегда хотел быть таким, как он. Готовь ленту, – велел он Седому. Тот кивнул.
