Доктор Свенсон закрыла глаза и как будто заснула. Хотя голову держала прямо.
– Вас проводить? – спросила Марина.
Доктор Свенсон обдумала ее предложение.
– Как там Пасха?
Марина оглянулась на мальчика и отметила, что тот дышит ровно и спокойно.
– Он пока что не проснется, у него был длинный день.
– Вот такой вам и нужен ребенок, – сказала доктор Свенсон, возвращаясь к началу их разговора, хотя на этот раз она, казалось, наоборот, уже предлагала Пасху Марине. – Не младенец, уже большой, умный, любящий. Если бы мне кто-нибудь дал гарантии, что мой ребенок будет таким, как Пасха, я бы родила. Вот только сделала бы это много лет назад.
Марина кивнула и, протянув доктору Свенсон обе руки, помогла ей подняться со стула:
– На этом мы с вами и сойдемся.
– Вы разумно поступили, доктор Сингх, что остались у нас. Я все ждала, что вы уедете, но теперь вижу, что вас искренне интересует наша работа.
– Это верно, – ответила Марина, впервые осознав, что и не думала об отъезде.
Потом она взяла доктора Свенсон под руку, и женщины вместе спустились по ступенькам и пошли через джунгли к лаборатории.
Там Марина взяла кусок мыла и кастрюлю. Спустилась к реке, сняла платье и погрузилась с головой в теплую мутную воду. Около лаборатории имелся капризный и слабый душ, для которого приходилось носить воду из реки и процеживать сквозь фильтры. Со змеиной кровью и слизью этому приспособлению было не справиться. Марина высунула голову из воды, открыла глаза, посмотрела на вечернее солнце и с удивлением поняла, что больше не боится реки, хотя по-хорошему должна была бы теперь бояться ее в десять раз сильнее. Она выстирала платье, оттерла себя его грубой тканью, нырнула в последний раз, скользнула в свою одежку и поплыла назад. Когда она вышла из воды, змеиный душок был все еще слышен, хотя и не так навязчиво. Потом Марина уговорила женщин разрешить ей поставить кастрюлю с водой на край их костра. Пока вода грелась, одна из индианок, пристроившись за спиной доктора Сингх, принялась пальцами расчесывать ей волосы и заплетать в косу. Некоторые мужчины лакаши надеялись вырваться из леса и стать гидами, а вот женщины здесь, похоже, поголовно мечтали освоить профессию парикмахера. Отказываться от их услуг было бесполезно, все равно что мешать маленьким африканским птичкам садиться на спину крокодила и склевывать насекомых. В первые дни Марина сопротивлялась, убирала посторонние руки от волос, но потом смирилась и научилась получать от этой процедуры удовольствие. Пока индианка трудилась над ее прической, Марина смотрела на реку и считала выскакивавших из воды рыб. Насчитала восемь штук.
Когда коса была готова, а вода нагрелась, Марина потащила кастрюлю домой. Наконец-то стемнело, настал чудесный вечер. Из мертвых деревьев вылетали летучие мыши, возвещая о сумерках, а Марина принялась отмывать Пасху от анаконды. Мальчик проснулся и осоловело глядел, как она обтирает тряпкой его руки, пальцы на руках и ногах. Приведя в порядок лицо и волосы мальчика, Марина со всей осторожностью принялась за живот и грудь, которые уже окрасились всеми оттенками зеленого и фиолетового. Когда она закончила, Пасха с большим трудом перевернулся и подставил спину. Марина постелила ему чистую простыню, так, как это делают сиделки, – она уже и забыла, что умеет менять белье у лежачего больного. Итак, когда-то – давно, в другой жизни – Пасха был каннибалом. Впрочем, в свете последних событий об этом и думать-то не стоило.
9
На четвертое утро после поездки в торговый пост Марина увидела, что доктор Буди и доктор Сатурн номер два куда-то направляются через джунгли. Было еще очень рано, намного раньше, чем она обычно просыпалась, но ночью какое-то насекомое заползло под сетку и укусило Марину около локтя. Уснуть уже не удалось, а укус распух и покраснел. При слабом утреннем свете она рассмотрела змеиную печать на теле мальчика – жуткие следы теперь были цвета спелого баклажана и расползлись от подмышек до промежности. В который раз Марина заверила себя, что эти синяки страшны только на вид и не знаменуют никакой внутриполостной катастрофы, выбралась из-под сетки и отправилась на поиски кофе, который уже наверняка приготовила неутомимая доктор Буди. До восхода солнца оставалось минут пятнадцать, когда она увидела своих коллег по другую сторону огромного термитника. Земля между ними шевелилась от бурной насекомьей деятельности. Марина помахала рукой и крикнула: «Доброе утро!» Женщины резко остановились и посмотрели на доктора Сингх так, будто она последний человек, кого они ожидали увидеть на Амазонке. После затянувшейся паузы доктор Сатурн наклонилась и что-то шепнула доктору Буди на ухо, а доктор Буди, подумав, одобрительно кивнула. Почтительно обходя термитов, обе направились к Марине.
– Как дела у Пасхи? – поинтересовалась Нэнси.
Марина была уверена, что именно Нэнси спасла мальчику жизнь, вспомнив про нож, пока Марина занималась с анакондой вольной борьбой. Именно благодаря доктору Сатурн номер два началось вызволение Пасхи из змеиных объятий.
– Он еще спал, когда я ушла. Доктор Свенсон дает ему на ночь половинку амбиена, иначе он просыпается от боли.
– Хвала Аллаху, – кивнула доктор Буди.
– Мы идем к деревьям, – небрежным тоном сообщила Нэнси, похлопав сумку с блокнотами, висевшую на ее груди. – Не составите нам компанию?
До несчастного случая с Пасхой, если вытаскивание змеи из воды в лодку можно назвать несчастным случаем, Марина несколько раз просила показать ей деревья, но получала лишь уклончивые ответы: мол, недавно там были или на этой неделе не стоит туда ходить. После анаконды она совсем забыла про них – не до того было. В джунглях хватало деревьев, и изрядную часть Марина уже видела. Трудно было представить, что какое-то дерево будет существенно отличаться от прочих. Но приглашение доктор Сингх приняла с удовольствием – ее терпение было замечено и вознаграждено.
Собственно, о вознагражденном терпении она и писала прошлой ночью мистеру Фоксу, сидя на полу и положив бумагу на стул, потому что Пасха уже лег. (После анаконды гамак висел пустой, пока мармозетка – маленькая вонючая обезьянка – не облюбовала его для дневного отдыха.)
«Сейчас, не имея возможности общаться с тобой, я следую твоему совету. Ведь ты велел мне ждать и наблюдать. Ты говорил, что я не сумею сразу понять и оценить ситуацию, и был прав, когда послал меня сюда и велел остаться (может, и не велел, но мог так сказать). Смотри, какая я стала покладистая после отъезда! Сейчас мне с трудом верится, что я едва не улетела домой. Мои мучения в Манаусе оказались бы напрасными, и я бы не узнала самого важного, для чего прибыла сюда».
Где-то неподалеку Буди, Нэнси и Марина услышали треск веток, а вскоре увидели двух смеющихся и болтающих молодых женщин – Марина до сих пор ни слова не могла разобрать в языке лакаши. При виде докторов индианки равнодушно кивнули. Потом со стороны реки подошла старуха, держа за руку девочку. Из-за огромного пня появились еще три женщины.
