Глядя на залитые солнечным светом речные берега, на переплетение веток, пробраться через которые, казалось, было не легче, чем через двадцать слоев проволочной изгороди, Марина подумала, что ринуться в эту чащу, чтобы срезать один-единственный гриб, было все равно что вытащить из цилиндра фокусника взрослую овцу. Деяние столь же невероятное, сколь и бессмысленное. Стоявший у штурвала Пасха повернулся и помахал ей рукой. Беноит высматривал птиц среди деревьев.
– Почему вы не ездили с ним после этого?
– Из-за малярии, – ответил Ален и вздохнул, вспоминая, чего лишился. – Подцепил ее в Перу, летом перед последним курсом. Доктор Рапп болел малярией много раз, он и сам сбился со счета. Он сказал, что я быстро поправлюсь, но все получилось иначе. Вернувшись домой, я пропустил целый семестр. К лету, когда доктор Рапп набирал группу, я был здоров на девяносто пять процентов, но отец меня не пустил. Я на него не в обиде. Отец считал, что защищает меня от опасностей, а мне не удалось его переубедить. Отец никогда толком не видел мира и не усматривал большой беды в том, чтобы и я так жил.
Нэнси Сатурн взглянула на мужа. На ее подбородке и возле ушей белели мазки нерастертого крема. Она выждала еще минуту и спросила:
– Ты закончил?
– В общем и целом да, – сказал он.
– Каждый раз, когда я слышу эту историю, меня напрягают в ней два момента.
– Какие же? – удивился Ален.
– Ну, во-первых, твой бедный отец. Почему ты всегда противопоставляешь его приземленность свободному духу Мартина Раппа? Он не хотел, чтобы его сын, едва-едва оправившись от малярии, вернулся в джунгли, где подцепил эту болезнь. Не вижу тут преступления.
Ален Сатурн помолчал, тщательно обдумывая упрек Нэнси. Стряхнул с шевелюры какое-то длинноногое, похожее на кузнечика насекомое.
– Ты по-своему права, – согласился он. – Но я рассказывал историю моей жизни, историю о том, как я сначала равнялся на отца, потом – на моего профессора, который был для меня кумиром. Я не умаляю роль своего отца. Он был великий труженик, наш кормилец. Но если я вижу ролевой моделью доктора Раппа, то это мой осознанный выбор.
После долгой паузы Нэнси пожала плечами. Казалось, такое признание дается ей с трудом:
– Я понимаю.
– Но я тебя услышал, и твое мнение мне важно.
«Интересно, – подумала Марина, – это результат многочисленных походов к семейному психологу или у них просто такая манера общения?» Ее собственная семейная жизнь закончилась много лет назад. Марина и представить себе не могла, чтобы она и Джош Су, двадцатилетние студенты, обменивались такими фразами.
– Ты сказала, что тебя напрягают два момента, – напомнил жене Ален Сатурн.
– Еще Анника Свенсон.
– Речь сейчас не о ней.
– Без нее немыслим любой рассказ о докторе Раппе. Твоя история примечательна и тем, что ты рассказываешь, и тем, что оставляешь за скобками.
– Я оставляю за скобками личные аспекты его жизни. Они не имеют отношения к науке и не касаются меня самого.
– Вы только послушайте его! – Доктор Сатурн номер два повернулась к Марине. – Как будто перед прессой выступает.
Она снова обратилась к мужу:
– Они тебя касаются, и еще как. Когда твоя ролевая модель берет с собой любовницу во все экспедиции, где участвует дюжина мальчишек, и ты – один из тех мальчишек, такие вещи тебя касаются. И когда потом ты приходишь к своему кумиру домой и обедаешь с ним и его женой, такие вещи тоже тебя касаются.
– Доктор Свенсон была его любовницей? – переспросила Марина и тут же ощутила кисловатый привкус во рту. Какое ужасное и какое неправильное слово! Любовница – это женщина, которая ждет в номере отеля.
– Именно это я имел в виду, говоря о личном аспекте, – ядовито заметил Ален.
– Миссис Рапп живет в Кембридже, у нее три дочери. Ей девяносто два года. Мы посылаем ей к Рождеству грейпфруты. Я не говорю, что у людей не бывает увлечений – бывают, и даже у очень приличных людей. Нам тоже повезло попасть в эту категорию. Но нельзя перекраивать биографию человека, выбрасывая из нее то, что нам не подходит. Он был великим ученым, кто спорит, он обладал мощной харизмой, но при этом изменял направо и налево двум женщинам. Признаться, меня это раздражает. Меня раздражает то, что человек, которого ты считаешь примером для себя, был патологическим бабником.
– Когда это началось? – спросила Марина.
– Мы имеем право препарировать чужую жизнь. Мы постоянно это делаем. – На висках Алена Сатурна вздулись вены. – Пикассо гасил сигареты о своих подружек, но из-за этого мы не ценим меньше его картины. Вагнер был фашистом, но я могу напеть тебе увертюру к опере «Валькирия».
– Ни с Пикассо, ни с Вагнером я лично знакома не была!
– И с доктором Раппом тоже!
Их крики заставили Беноита поднять глаза от определителя птиц. Он показал на верхушку дерева и сказал по-английски: «Глядите!» Но ни супруги Сатурн, ни Марина, ни, конечно, Пасха не обратили внимания на его призыв.
– Я знаю его жену! – воскликнула Нэнси. – Я знаю его любовницу! Если бы я не знала этих двух женщин, то согласилась бы с тобой. И вся эта история была бы для меня не более чем стародавней сплетней. Но тут другое дело. Нельзя воспринимать отвлеченно историю, в которую вовлечен твой знакомый. И я утверждаю, что Рапп не был хорошим человеком.
– Он был самым выдающимся человеком, какого я знал.
– Он бросил тебя в Перу у индейцев с высоченной температурой!
– И они отвезли меня в Икитос, а потом я попал в Лиму. Он не бросил меня валяться под деревом. Мы все усвоили правила. Из экспедиции исключался всякий, кто замедлял ее продвижение. Доктор Рапп приезжал сюда работать, а мы – учиться.
– Тебе было девятнадцать лет, а он собирал грибы!
Глаза Нэнси Сатурн горели гневом, словно она говорила не о муже, а о ребенке.
– Его любовница к тому времени заканчивала медицинскую школу. Вот уж она, наверное, могла бы остаться с тобой.
Ален Сатурн уже бурлил от злости, напрягшиеся мышцы и играющие на челюсти желваки красноречиво свидетельствовали о том, что их обладателю отчаянно хочется убраться от собственной жены как можно дальше. Но они были на лодке, плывшей по реке среди джунглей.
– Случай, который ты описываешь, произошел давным-давно, – медленно проговорил Ален. – Я совершил явную ошибку, поделившись им с тобой.
– Я твоя жена. Рано или поздно я бы все равно узнала. – Нэнси Сатурн не собиралась отступать. В этой игре у нее было преимущество.
– Так вы ничего не знали про доктора Раппа и Ан-нику? – Ален наконец обратился к Марине.
В его голосе еще звучали отголоски ярости.
– Абсолютно ничего.
Ей хотелось закончить этот разговор, отыскать на лодке место, где нет тараканов, и приткнуться там. Пусть услышанный ей рассказ говорил не в пользу доктора Раппа, пусть Нэнси была права в своей оценке его морального облика, в душе Марина соглашалась с Аленом. Ей и самой была знакома такая безоговорочная преданность наставнику. Любовь есть любовь. Порой она заставляет нас игнорировать даже самые очевидные факты.
