Но Карен не понимала ее вопроса, либо не слышала его, либо не желала помогать Марине. Они остались вдвоем. Мистер Фокс сбежал, не вынеся отчаяния супруги Андерса Экмана. Карен сползла со стула на пол и зарыдала, обняв ретривера. Перепуганный, сжатый в тисках человеческого горя Буян дрожал и лизал руку хозяйки. Вскоре собачий бок стал мокрым от ее слез.
Они думали просто прийти к ней домой и все рассказать. Парочка идиотов. В ординатуре Марине приходилось извещать родственников о смерти больного – случалось это редко, лишь когда лечащий врач либо был занят, либо представлял собой слишком важную персону. Но как бы горько ни рыдали дочери, отцы, братья и жены, как бы они ни вцеплялись в нее в порыве отчаяния, Марина всегда выпутывалась без труда. Достаточно было кивнуть, и тут же подбегала сиделка, лучше знавшая, какие сказать слова и как обнять. Под рукой всегда были телефоны священнослужителей всевозможных конфессий, психологов и групп поддержки. От самой Марины требовалось разве что выписать рецепт успокоительного. Сообщая Карен о кончине Андерса, она совсем забыла о сложной инфраструктуре смерти. Сыновья Андерса наверняка уже стоят возле школы под мокрым снегом и ждут мать. Как можно было не подумать о них?! Почему она и ее начальник не догадались взять с собой надежного человека, а еще лучше – дюжину надежных людей, чтобы те окружили Карен заботой, когда на нее обрушится страшное известие? Как бы сейчас пригодились рождественские гости – женщины в свитерах с оленями, мужчины в красных галстуках, те, что всего три месяца назад смеялись в этой кухне и чокались бокалами с эггногом, сдобренным виски! Хорошо, им не хватило ума позвать сюда близких и друзей, но неужели нельзя было, выходя из лаборатории, хотя бы сунуть в карман несколько пробников ксанакса? А ждать, пока Карен успокоится сама, было нельзя. Еще немного – и учитель отведет продрогших мальчишек назад в школу, и они в ужасе вообразят, что мама умерла. Так уж устроен детский ум – в тревожную минуту ему всегда мерещится гибель матери.
Марина поднялась с пола (как она там оказалась – она не помнила), подошла к телефону и стала искать адресную книгу, картотеку «Ролодекс» – хоть что-то, где можно посмотреть нужный номер. Обнаружила она два номера газеты «Миннеаполис стар трибьюн», чистый блокнот и кофейную кружку с надписью «Я люблю свою библиотеку», набитую ручками и карандашами. К пробковой доске над телефоном был приколот листок бумаги, озаглавленный «Для няни» – там были мобильный Карен, мобильный Андерса, рабочий Андерса, номера токсикологического центра, скорой помощи, доктора Джонсона и Линн Хилдер. Вот как оно бывает при пожаре, подумала Марина. Потому-то на случай чрезвычайных ситуаций и придумали такой простой номер – 911. Когда пламя ползет по шторам, а дым наполняет комнату, прочие цифры вылетают из головы. Как бы Марина ни хотела помочь жене умершего друга, куда сильнее ей хотелось убежать из этого дома. Она сняла трубку и набрала самый нижний номер в списке. Ей пришлось вынести телефон из кухни, чтобы расслышать ответ. Линн Хилдер жила по соседству, чуть ниже по улице, а ее сыновья дружили с мальчиками Экманов. Оказывается, двадцать минут назад она выглянула из машины и предложила мальчикам подвезти их домой, а они ответили: «Спасибо, миссис Хилдер, не надо, мама скоро приедет». Теперь и Линн Хилдер рыдала – безутешно, как Карен.
– Позвоните кому-нибудь, – шепотом попросила Марина. – Позвоните в школу. Поезжайте туда и привезите мальчиков.
Вернувшись на кухню, она увидела, что Буян лежит на полу справа от хозяйки, примостив намокшую голову на бедре Карен, а слева от нее уселся мистер Фокс, который, как по волшебству, расхрабрился, стоило Марине выйти. Он медленно, размеренно гладил Карен по голове, бормоча: «Все хорошо, все будет хорошо». Та уткнулась в его плечо. От слез Карен голубые полоски на галстуке мистера Фокса потемнели и казались черными. И хотя было ясно как день, что ничего тут не хорошо, заклинание действовало – Карен старалась сдерживать рыдания.
Марина и мистер Фокс вышли из дома примерно через час – когда дозвонились до матери Карен, когда приехала ее сестра с мужем и сообщила, что из Айовы уже едет брат, когда Линн Хилдер забрала из школы мальчиков и увезла к себе домой, – детям предстояло ждать там, пока взрослые не придумают, как сообщить им страшную новость. До сих пор – с того самого момента, когда мистер Фокс появился на пороге лаборатории с голубым конвертом в руке, – Марине даже не приходило в голову искать виноватых в смерти Андерса. Это был просто несчастный случай; точно так же Андерса могло затянуть на глубину течением Амазонки. Но когда на улице в лицо им ударил ледяной ветер, а провожать их отправился только Буян, Марина заподозрила, что оставшиеся в доме люди считают виновником несчастья мистера Фокса. Уже смеркалось – дни в апреле короткие. И вправду, если бы не шеф, сыновья Экманов сейчас делали бы уроки в своей комнате или лепили на заднем дворе снежную бабу. А живой и здоровый Андерс поглядывал бы на часы в лаборатории, жаловался, что уже хочет есть, и косился на дверь. Возможно, Карен Экман и ее родственники, ушедшие с головой в печаль, пока не винят шефа, но могут обвинить потом, когда отдохнут, поспят и вновь обретут ясность мышления. Сейчас Марина сама злилась на мистера Фокса за то, что тот сбежал, оставив ее наедине с Карен, а еще за то, что не поддерживал под руку, когда она пробиралась по не расчищенной от снега дорожке. Винила ли она мистера Фокса за то, что он послал Андерса в Бразилию, как оказалось, на гибель? Марина подергала ручку прихваченной морозом пассажирской двери – безуспешно. Мистер Фокс тем временем уже сел за руль. Она смахнула снег со стекла и постучала костяшками пальцев в окно машины. Шеф повернул голову на звук и с изумлением посмотрел на Марину, словно уже успел забыть, что приехал сюда не один. Потом протянул руку и распахнул дверь.
Марина рухнула на кожаное сиденье, как могла рухнуть на мостовую перед домом Андерса, если бы пришлось ждать еще хоть одну минуту.
– Подбрось меня до моей машины, и все.
Она зажала трясущиеся руки между коленями. Марина провела в Миннесоте большую часть жизни, но еще никогда так не мерзла. Сейчас ей хотелось только одного – добраться до дома и лечь в горячую ванну.
Снегопад прекратился, но небо над прерией было серым и низким. Автотрасса, на которую они с трудом выбрались, оказалась разбитой, изрытой ямами полосой черного асфальта, разделяющей две белые пустоши. Мистер Фокс не послушался Марину. Он повез ее в Сент-Пол. Догадавшись о его намерениях, та не стала возражать, смутно понимая, что после пережитого им требуется побыть вместе. В шестом часу шеф остановил машину у ресторана, где они бывали раньше и – невероятная удача! – никогда не натыкались на знакомых. Они сели в уютном закутке в конце зала. Марина заказала красное вино и внезапно осознала, что выпить хочет даже сильнее, чем забраться в ванну. Официантка принесла ей два бокала и расставила на столе так, будто Марина ждала друга, а перед мистером Фоксом водрузила два стакана виски со льдом.
– У нас «счастливые часы», два напитка по цене одного, – пояснила она без особого счастья в голосе. – Приятного вечера.
Марина дождалась, когда официантка ушла, а затем без всякой преамбулы повторила фразу из монолога Карен, оставшуюся в памяти яснее других:
