– Я была студенткой доктора Раппа, а доктор Рапп мог вести занятия в любой точке земного шара. Я сопровождала его в Африке и Индонезии, но самые важные свои исследования доктор Рапп проводил на Амазонке. Он изучал ботанику, а я изучала, как работает разум истинного ученого. Я училась в женском Рэдклиффском колледже и не могла посещать его лекции в Гарварде – такого радикализма там допустить не могли, но доктор Рапп позволял мне ездить с ним в экспедиции. На моей памяти он был первым преподавателем, который не создавал ограничений для женщин. И, как выяснилось позже, единственным.
Они долго молчали и смотрели на проплывающее мимо бесконечно повторяющееся зеленое полотно джунглей. Два часа спустя Пасха, прежде державшийся правого берега, пересек Риу-Негру и свернул в приток, ничем не отличавшийся от множества других, которые они миновали. Ни таблички, ни указателя, однако именно тут путешественникам предстояло свернуть с речной автострады на водяную проселочную дорогу, что вела к дому доктора Свенсон. В широком устье притока они оказались одни, остальные лодки поплыли дальше. Через считаные минуты безымянная речка сузилась, завеса зелени опустилась за спиной у Марины и закрыла Риу-Негру. До этого ей казалось, что незримая черта, отделявшая цивилизацию от джунглей, лежала между пристанью и лодкой, что сама река и была той чертой. Но теперь, когда лодка скользила между двумя стенами густейшей растительности, Марина поняла, что законы известного ей мира здесь не действуют и это еще не конец цивилизации – она будет сбрасывать покров за покровом, пока лодка не причалит к берегу. Вокруг была кромешная зелень. Небо, вода, кора деревьев – позеленело даже то, что никогда не было зеленым. «Любимый мой ускакал в зеленом» – как пела Джоан Баэз.
Тут доктор Свенсон объявила, что пора перекусить. – Пасхе нужно отдохнуть. Он так долго стоял без движения, что вконец закаменел – если на него сейчас упадет с дерева орех, бедный мальчик, пожалуй, расколется. Жестами человеку невозможно сказать «расслабься», понимаете? Даже если я потрясу руками и покручу шеей, он ничего не поймет.
Доктор Свенсон уперлась руками в колени и хотела встать, но не получилось. Она заметно прибавила в талии по сравнению с Балтимором. Вес и долгое сидение приковали исследовательницу к ящику с рагу. Ей, по прикидкам Марины, было под семьдесят. В таком возрасте даже доктор Свенсон может подустать. Марина встала и протянула руку. Доктор Свенсон с минуту терла колени, демонстративно глядя в сторону, но потом оперлась о младшую коллегу.
– Спасибо за помощь, – буркнула она, встав. – Годы берут свое. И даже при всех моих познаниях в области физиологии человека, для меня это неожиданность.
Она похлопала Пасху по плечу, изобразила руками поворот штурвала и ткнула пальцем в сторону берега. Он кивнул, не отрывая глаз от фарватера.
– Сейчас он не хочет причаливать, – сообщила она, вернувшись к Марине. – Впереди есть место, которое ему нравится, там можно привязать лодку к берегу. Якоря Пасха побаивается – полагаться на него трудно. Однажды он его уронил, и нам пришлось изрядно помучиться, чтобы втащить эту штуковину обратно в лодку. За якорь что только не цепляется!
Марина поглядела на мутную воду. Да, можно себе представить.
– Давно вы сюда ездите?
– Доктор Рапп первым обнаружил племя лакаши. – Доктор Свенсон задрала голову и посмотрела на верхушки деревьев. – Примерно пятьдесят лет назад. Я участвовала в той исторической экспедиции и помню, как мы впервые плыли по этой самой реке. Великий был день. Тогда я и не догадывалась, что буду сюда возвращаться всю жизнь.
– Вряд ли тут что-либо сильно изменилось, – заметила Марина, глядя на густо заросшие берега.
Насколько хватало взгляда – ни людей, ни хижин, ни лодок.
– Впечатление обманчиво, – возразила доктор Свенсон. – Тогда было все иначе. Тогда мы не натыкались на выжженные под поля участки леса. Тогда мы не видели задымленные джунгли. Изменились даже лакаши. Они утрачивают свои навыки с такой же быстротой, с какой бассейн Амазонки теряет свою растительность. Прежде лакаши сами плели веревки, ткали полотно. Теперь даже они ухитряются все покупать. Срубают два-три дерева, связывают вместе, сплавляют в Манаус и там продают. Денег им хватает на керосин и соль, на возвращение домой на речном такси, а если хорошо сторгуются – и на ром, вот только они не умеют торговаться. Одежду они тоже привозят из города – ту дрянь, которую американцы жертвуют Армии спасения. Несколько лет назад Джози, старейшина племени, встретил меня на пристани в футболке с эмблемой Университета Джонса Хопкинса. Я провела утренние занятия со студентами в Хопкинсе, села на самолет, прилетела в Бразилию, несколько часов плыла на лодке – и здрасте пожалуйста.
Она покачала головой, вспоминая об этом курьезе: – Господи, как он гордился той футболкой! Носил ее каждый день. В ней его и похоронили.
– Значит, всю неделю вы преподавали, лечили пациентов, а на выходные летали сюда?
– Не каждые выходные, нет, хотя, будь у меня достаточно времени или денег, летала бы чаще. Тут так много работы. Я садилась на самолет вечером в четверг, после последней лекции. В пятницу у меня были только приемные часы для студентов, но я их пропускала, потому что никогда в них не верила. Студент должен уметь задавать вопросы без разрешения. Если у студента нет смелости встать на занятии и признаться, что чего-то не понимает, тогда и у меня нет времени что-то ему растолковывать. Если не научишься бороться с этим бредом, так и будешь возиться с дюжиной трусливых кроликов, которые толпятся возле твоего кабинета и шепчут тебе один и тот же дебильный вопрос.
Марина отлично помнила, как и сама была в числе таких пятничных кроликов, как часами ждала профессора у двери, пока какой-то проходивший мимо студент не объяснил, что она торчит там напрасно.
– Кафедра не возражала против такого нарушения?
Доктор Свенсон наклонила голову:
– Доктор Сингх, вы посещали в детстве приходскую школу?
– Нет, общеобразовательную, – ответила Марина. – Значит, вы возвращались в воскресенье, а в понедельник уже вели занятия?
– Летела ночным рейсом, приземлялась утром, брала в аэропорту такси и ехала прямо в кампус. – Доктор Свенсон подняла руки, потянулась, и курчавые непослушные волосы венцом встали вокруг ее головы. – По понедельникам я выглядела не лучшим образом.
– Я никогда этого не замечала, – возразила Марина.
– Вот за что я благодарна вашему мистеру Фок-су, так это за возможность спокойно сидеть тут и работать. Не скажу, что дело движется без помех, поскольку он сам всячески мне мешает, но я хотя бы избавлена от кошмарной ситуации, когда проводишь серьезные исследования, а твои подопытные находятся в другой стране. Я живу тут уже почти десять лет. Первые три года держалась на грантах, но постоянные поиски финансирования отнимали даже больше времени, чем полеты в Бразилию и обратно. Все крупнейшие фармакологические компании мира были готовы оплачивать мои исследования, но в конце концов я выбрала «Фогель». Я доверяю тому, кто этого заслуживает.
