Но Бовендеры не хотели отпускать гостью. Барбара сказала, что может приготовить легкий ужин, а Джеки предложил посмотреть фильм.
– У нас есть диск с «Фицкарральдо», – сообщил он. – Правда, круто?
– Вы можете даже переночевать у нас, если хотите, – предложила Барбара, и ее голубые глаза загорелись. – Это было бы так славно. Только договоримся, что завтра встанем не очень рано, а сейчас еще выпьем.
Двадцать лет разницы – непреодолимая пропасть. Каким бы жалким ни казался Марине номер в отеле, она понимала, что пижамная вечеринка с Бовендерами ее просто убьет.
– Честное слово, я бы с удовольствием, но сегодняшняя жара меня совсем вымотала.
– Ладно, тогда пусть Джеки хотя бы проводит вас до отеля, – сказала Барбара, а Джеки, в неожиданном порыве галантности, тут же вскочил и стал искать сандалии.
– Не беспокойтесь, я и сама дойду. – Марина сунула письма в сумку.
Ей хотелось скорее уйти, пока у Бовендеров не возникло еще каких-нибудь инициатив по части досуга.
Поняв, что компания разваливается, Барбара сникла, вконец расстроенная собственной неспособностью придумать на вечер что-то увлекательное.
– Как мы с вами ни встречаемся, вечно ухитряемся все испортить, – вздохнула она.
Марина заверила, что все вовсе не так. Барбара встала у двери, прислонившись плечом к стене. Не то чтобы она загораживала выход – сделать такое девушке попросту не позволяла комплекция, – но пройти мешала.
– Будет лучше, если вы не станете говорить Аннике про эти письма, – наконец сказала она, крутя на руке браслет. – Едва ли ей понравится, что я позволила кому-то рыться в почте, хоть вы и имели полное право забрать письма супруги доктора Экмана.
Марина вспомнила, сколько раз другие ординаторы просили ее не говорить доктору Свенсон про результаты анализов, не подтверждающие диагноз, про халтурно проведенный осмотр – и как доктор Свенсон неизменно обо всем прознавала.
– Сейчас у меня едва ли есть возможность сообщить ей что-либо.
Барбара сжала прохладными пальцами Маринину руку:
– Она у вас появится, когда вы встретитесь с ней.
– Эти письма принадлежат Андерсу и Карен. И больше никого не касаются.
Барбара улыбнулась еле заметно, но с искренней благодарностью:
– Спасибо.
Вернувшись в отель, Марина положила письма на ночной столик и с сомнением посмотрела на аккуратную стопку. Здесь им было не место. Конечно, столь личную корреспонденцию нельзя было оставлять в почтовом ящике доктора Свенсон – но ведь и для Марины она была чересчур личной. Она убрала конверты подальше – к Библии на португальском – и позвонила Карен. Марине было необходимо услышать ее голос. Может, он приглушит ощущение вины от неожиданного прилива любви, что она почувствовала к Андерсу?
– Я, наверное, слишком поздно? – спохватилась Марина. Она вспомнила о времени, лишь набрав номер.
– Я все равно не сплю, – ответила Карен. – И хуже всего, что после восьми мне никто не звонит. Все боятся разбудить мальчишек.
– Об этом я совсем не подумала.
– Хорошо, что ты позвонила. Тем более что мальчишек теперь и пушкой не разбудишь. Сегодня утром я тебе тоже звонила. Мистер Фокс дал номер твоего мобильного.
– Вы общаетесь с ним?
– Он регулярно нам звонит. – Карен зевнула. – Вообще-то, он лучше, чем я думала. Или очень одинок. Не знаю. Он сказал, что ты еще не нашла ее.
– Я нашла Бовендеров.
– Бовендеров! Вот это да, и как они тебе?
– Андерс писал о них?
– Одно время только о них и писал. Эти Бовендеры его страшно бесили.
– Я его понимаю.
– Андерс подозревал, что они водят его за нос и нарочно не сообщают о нем доктору Свенсон, только обещаниями кормят. Он не был уверен, знают ли Бовендеры сами, где она, но все равно терпел их общество и изображал любезность.
– Что ж, мне предстоит то же самое. Сколько Андерс торчал в Манаусе, прежде чем попал к доктору Свенсон?
Карен задумалась:
– Месяц? Точно не скажу, но не меньше месяца.
Марина прикрыла глаза.
– Едва ли я выдержу месяц с Бовендерами.
– Что они говорят об Андерсе?
– Они даже не знали, что он умер.
Воцарилось долгое молчание. В Иден-Прери Карен положила трубку на стол, и Марине ничего не оставалось, как ждать. Она легла на спину и уставилась на бледное пятно на потолке, которое созерцала каждый вечер, с тех пор как перебралась в этот номер. Как она хотела бы сейчас положить руку на лоб Карен, погладить ее по волосам. «Твоя храбрость безгранична, как безгранична моя удача – ведь у меня есть ты». Когда Карен снова заговорила, дышала она тяжело.
– Прости, – сказала Марина.
– Это накатывает так быстро, – сказала Карен, пытаясь успокоиться. – Они даже не знали о его смерти, потому что она им не сообщила. Почему она им не сообщила?
– По той причине, о которой ты сама сейчас говорила, – у них не было каналов связи. Она приезжает в город раз в несколько месяцев. И даже не проверяет почту. – Марина еще не знала, что будет делать с письмами, но точно знала одно – говорить о них Карен сейчас не будет. За тысячу миль Марина слышала ее плач. Мальчики спали в своих кроватях. Буян тоже спал.
– Может, я позвоню мистеру Фоксу? – предложила она.
Не самая удачная мысль, но других у Марины не было.
Карен снова положила трубку и высморкалась. Слышно было, что она пытается взять себя в руки, – Карен дышала, как дышит человек, упорно борющийся с огромным горем, старающийся скинуть его с себя и пригвоздить к земле.
– Нет, не звони. У меня так иногда бывает. Ничего не поделаешь.
– Я хотела сказать тебе другое.
– Догадываюсь.
– Тут все ужасно, Карен. Просто ужасно.
– Знаю, – ответила она.
В ту ночь, которая стала первой ночью болезни, Марине снилось, что они с отцом плыли в маленькой лодке по текущей сквозь джунгли реке и что лодка опрокинулась. Отец утонул, она осталась одна в воде. Лодка уплыла прочь. Марина забыла, что отец не умеет плавать.
– А я вас сейчас порадую, – сообщила по телефону Барбара.
Марина не общалась с Бовендерами несколько дней, с тех пор, как побывала у них в гостях. Все это время она не выходила из отеля и почти не выбиралась из постели. Марина не знала точную причину своего недомогания – то ли так действовали лекарства, призванные уберечь ее от болезней, вызываемых насекомыми, то ли она все-таки подхватила одну из этих болезней, несмотря на профилактику. Не следовало исключать и того, что симптомы – ломота в теле и характерная сыпь на коже – носили психосоматический характер. Марина с готовностью погрузилась в болезнь, чтобы скорее ее одолеть. Но потом задумалась: не действовал ли точно так же и Андерс?
