Кстати, сегодня надо бы им позвонить.
Время на настенных часах – без четверти шесть.
– Я – счастливый человек, – хрипло говорит он, плеща в лицо холодной водой и видя в зеркале перед собой нечто бледное, воспаленное от бессонницы.
Все последние дни он пытается убедить себя в этом. Он ведь и в самом деле получил то, что хотел. Он мечтал услышать голос далеких звезд, и он услышал его. Он жаждал увидеть пришельцев из глубокого космоса, и вот – они на Земле. Он надеялся, что человек когда-нибудь вновь двинется во Вселенную, и вот, пожалуйста, виза на Терру в кармане, можно лететь. А если все получилось не так, как он грезил в своих зыбких снах наяву (и, кстати, заметим, грезил не только он), то это уже оборотная сторона медали. Боги наказывают людей, исполняя самые страстные их желания. Кошмарный итог: дым над всей планетой, дым над всей страной, дым над разворошенным Бельском. Кара, обрушившаяся с небес. Правда, в данном случае нас наказывают не боги. В данном случае мы сами наказываем себя.
За окнами, как всемирный потоп, стоит октябрьская темнота. Фонарей почти нет, с трудом угадываются очертания улиц. В них колеблются какие-то тени, и кажется, что это слипшаяся масса людей, пытающаяся выплыть к Ковчегу из апокалипсического наводнения. Они протягивают к нему руки, они, как водоросли, колышатся, пятнами расплываясь в глазах, они беззвучно кричат: спаси нас, спаси!.. Но как их спасти? Ковчег и так переполнен чудовищным тварным грузом. И что может сделать мэр провинциального городка, почти неразличимого на оцепенелых российских равнинах? Бельск – один из тысячи городов в России. Россия – одна из двухсот стран мира, пускай и самая большая по территории на Земле. Земля – одна из восьми планет Солнечной системы (было девять, но Плутон недавно перевели в более низкий ранг). Солнечная система входит в Галактику Млечный Путь, где содержится около четырехсот миллиардов звезд. Млечный Путь вместе с тридцатью тысячами других галактик входит в сверхскопление Девы. А оно вместе с другими галактическими сверхскоплениями образует Великую Ланиакею. Лучу света, чтобы пересечь эту империю звезд, требуется свыше пятисот миллионов лет: пропасть вечности, которая поглощает собою все. Вымирают на Земле гигантские ящеры, выползают из нор первые неуклюжие млекопитающие, из покрытой шерстью, длиннорукой, пугливой праобезьяны появляется человек, идут войны, воздвигаются пирамиды, зарождаются и гибнут цивилизации, имени которых уже не помнит никто, наступает эпоха машин, затем – эра широкополосного интернета, тысячи телескопов стеклом темных глаз начинают взирать на звезды, а тонкий свет все летит и летит к той границе, за которой в бесконечной анфиладе Вселенной распахиваются бездны новых и новых пространств.
Что может здесь сделать мэр Бельска?
Провести еще одно совещание?
Лучше не думать об этом…
Через двадцать минут Ефим уже на территории комплекса. Навстречу ему попадается «скорая», мигающая синей тревогой проблескового маячка. Неужели кто-то все же погиб? Бекасов об этом не говорил. Хотя возле самой обсерватории особой паники нет. Дымом, конечно, попахивает, но внешне здание выглядит как обычно: купол, два коротких одноэтажных крыла. И народу, в общем, немного: пожарные, сворачивающие брезентовые рукава, группа телевизионщиков, с помощью экрана, затянутого белой материей, налаживающая свет, двое полицейских с калашниковыми и в шаге от них – Бекасов, который кричит в сотовый телефон:
– Какого черта?.. Какой, к ядрене-фене, конвой?.. Они с ума там сошли?.. Не знают, что тут, у нас, происходит?.. Почему не пустили в обход?.. – Он засовывает телефон в карман и сообщает Ефиму: – Опять двадцать пять! Перекрыли дорогу в Заборинск, так эти хреновы куклы не придумали ничего лучше, как пустить конвой через Бельск!..
– Какой конвой? – тупо спрашивает Ефим.
Он еще не отошел от встречи со «скорой».
– Какой-какой? Вот такой!.. Четыре автобуса, человек двести мигрантов – все через нас!.. Через полчаса подойдет… Представляешь, какая тут образуется кутерьма?..
– С ума сошли!
– А я что говорю?..
Он безнадежно машет рукой, а потом добавляет, что у Мильштейна, кажется, сломан нос, а у Громельчука, врач сказал, два ребра. Нападавших было человек пять или шесть… Ногами, палками били… Ну – я этих чучмеков найду!.. Обсерватория вроде пострадала не сильно. В «башне», как вы это называете, ну где телескопы стоят, был пожар, плеснули бензином… Остальное – просто разгром…
– А что Карл Осипович здесь ночью делал?
– За дежурного, я ж тебе говорил… Гуманист хренов, отправил всех сотрудников отдыхать. В последние дни все вроде притихло…
– Притихло… Н-да…
Незаметно приблизившаяся журналистка трогает его за рукав:
– Ефим Петрович… Интервью… Буквально на пять минут…
Ефим отмахивается:
– Не сейчас!..
Они обходят обсерваторию. Внутри дымом пахнет заметно сильней, чем на улице. Сам воздух здесь плотный и душный, стиснутый парами воды. Шибает в нос от мокрой бумаги, от волокнистых плашек паркета в промоинах мелких луж, от чего-то еще, напоминающего о жженой резине. Поперек коридора лежат опрокинутые шкафы. Правда, масштабы погрома меньше, чем Ефим ожидал. Серьезно пострадала лишь «башня», где все четыре компьютера сброшены на пол, мониторы раздавлены, вырваны провода, от горелых столов вздымаются языки сажи вдоль стен. Да и то – винчестеры, скорее всего, удастся спасти. А вот копоть на механизме рефлектора – это, конечно, да… И особенно – вмятины и царапины, как будто по тубусу били железной кувалдой.
Что там осталось от оптики?
– Мы сделаны из пепла сгоревших звезд, – бормочет он.
– Что? – переспрашивает Бекасов.
– Это я так… Мысли вслух… – И отвечая на его вопросительный взгляд, Ефим поясняет: – Надо разбирать телескоп, смотреть, что там внутри…
– Ну теперь-то будет полегче, – замечает Бекасов. – Как только арконцы отчалят… Конечно, нам тут еще разгребать и разгребать, но это уже ничего, как-нибудь справимся…
Ефим останавливается, будто ударяясь о столб.
– Кто отчалит?
– Вы что, Ефим Петрович, не слышали? – От удивления Бекасов даже переходит на вы. – Арконцы приняли ультиматум этих… из Сомали. Было официальное сообщение. Через семьдесят два часа они, значит, тю-тю. Собственно, уже – через шестьдесят восемь часов… Теперь нам только бы сплавить этот конвой…
– Я – спал… – глухо отвечает Ефим.
Он поворачивается и выходит на улицу. После мокрой духоты помещения воздух снаружи холоден, сладок и свеж, как ключевая вода. От него слегка кружится голова. Тут же вспыхивает яркий, неестественный свет, и чей-то голос из его ослепительного нутра командует:
– Чуть-чуть левее!
Ефима аккуратно передвигают, и та самая журналистка подносит к его лицу микрофон:
– Итак, представитель арконской цивилизации объявил, что через сутки их звездолет уйдет с орбиты Земли. Галактические пришельцы нас покидают. Как вы прокомментируете это событие?
