– Я Макс, а это мои друзья – Крепыш и Гизмо, – виляя хвостом, объявил лабрадор. – Мы не хотели беспокоить вас, сэр. Но нам нужна помощь.
Пятнистый недоверчиво обнюхал Макса:
– Какая помощь?
Лабрадор сел рядом с ним:
– Много дней мы шли сюда с востока по оставленным для нас меткам. Но шторм разметал их все, к тому же за нами по пятам идут волки. Нам сказали, что ты был там, куда мы направляемся, вот мы и решили, что ты поможешь нам найти это место, пока нас снова не настигли волки.
– И куда именно вы хотите попасть? – осведомился Пятнистый.
– В большой палаточный городок, куда ушли все люди, – вмешался в разговор Крепыш.
– Да, – гавкнула Гизмо, – тот, что находится за серебристой стеной.
У Пятнистого отвисла челюсть, он вытаращил глаза, а потом, задрав морду, издал долгий и печальный вой.
– Нет! – крикнул он. – Я не могу говорить об этом месте. Воспоминания слишком ужасны!
Полосатик уткнулась носом в переднюю лапу старого пса.
– Пятнистый, они так долго шли сюда, чтобы увидеться с тобой.
– Только ты можешь помочь нам, – добавил Макс. – Мы хотим найти наших людей.
– Мне всё равно, – гавкнул кунхаунд. – Почему вам всем что-то от меня нужно? Лучше бы вы просто убрались восвояси.
Протолкнувшись мимо Макса, Пятнистый спрыгнул с бетонной дорожки и поскакал к старым вагонам, стоящим позади музея. Он с разбегу запрыгнул в кабину большого локомотива.
Тиффани перекатилась на живот и встала.
– Ну и плакса, – сказала она. – Я чуть не уснула, пока его слушала. Пойду посмотрю, что делают Чак и эти надоеды-малыши. – Она подобрала с земли сброшенную Пятнистым кондукторскую шапочку, нацепила её себе на голову и побежала к миниатюрному городу. – Не забудьте, вы обещали рассказать обо мне всем! – пропищала она напоследок и скрылась с глаз.
– Смею предположить, мы видели её не последний раз, – проворчал Крепыш.
Гизмо, опустив уши, глянула на Макса:
– Пятнистый выглядит таким расстроенным. Поговорим с ним?
Лабрадор взглянул на огромный старый локомотив. Пятнистый находился внутри – расхаживал там взад и вперёд.
– У нас нет выбора, – вздохнул лабрадор. – Мы опередили Дольфа, но прошлую ночь спали и провели весь день в этом городе, так что он может настичь нас, если мы не поторопимся.
Полосатик прошлась кружком:
– Я обрызгала окраины города, вы знаете. Волки сюда не сунутся.
– Может быть, другие волки не сунутся, леди, – заметил Крепыш, – но эта стая не перестанет преследовать нас. Если запах не смутил нас, то их и подавно не остановит.
– Тогда будем надеяться, что мой спрей скроет ваши запахи, – сказала Полосатик.
– Пошли, – скомандовал Макс. – Может, Пятнистый немного поостыл.
День клонился к вечеру, золотистый свет заходящего солнца отражался от стеклянных прожекторов и полированных серебристых деталей на передней части паровоза. Три собаки и скунс друг за дружкой отправились к локомотиву: Макс – впереди, Полосатик – сзади. Пятнистый, сидя в кабине, нажимал носом кнопки, давил на рычаги лапами. Его крапчатая шерсть поблёскивала в вечернем свете.
– Займите свои места, отправляемся в Декуинси, – тихо говорил старый пёс. – Следующая остановка – Декуинси, там вы встретитесь с Пятнистым – Поездным Псом, символом нашего всемирно известного паровозного музея.
Макс вспомнил Чарли и Эмму. Когда оба они были совсем маленькими, а он был ещё щенком, дети любили носить комбинезоны, завязанные узлами платки на шеях и шапочки, вроде той, что нацепила на себя Тиффани. Они возились с игрушечными поездами, которые ходили по деревянным рельсам, только вагончики у них были ярко раскрашенные, с нарисованными в окошках лицами.
Гравий скрипел под лапами Макса – пёс осторожно приближался к локомотиву.
– Могу поспорить, вожакам моей стаи понравилось бы видеть тебя за работой, – обратился он к Пятнистому.
Тот недовольно глянул вниз и ничего не ответил.
– Они всегда любили поезда, – продолжил Макс, виляя хвостом. – Вообще, я думаю, Эмма хотела стать кондуктором, когда вырастет.
Хвост старого кунхаунда застучал по металлическому полу:
– Твоя человеческая семья тоже любила поезда?
– Ага! – Макс кивнул. – Думаю, многие дети их любят. И я их не виню. Эти машины такие аккуратные. – Он вскинул голову. – Ты не против, если я запрыгну к тебе?
Пятнистый мотнул головой:
– Забирайся, напарник.
Макс оглянулся на Гизмо, Крепыша и Полосатика, после чего запрыгнул в кабину паровоза. Металлический пол холодил лапы, в кабине было просторно. Лабрадор огляделся и спросил:
– Ты знаешь, как это работает?
– Разумеется! – отозвался Пятнистый. – Я всё время следил, как вожак моей стаи управляется с этими кнопками и рычагами. – И он принялся указывать мордой на разные части приборной доски: – Вот эти штуки, похожие на маленькие часы, показывают уровень воды в котле и давление пара. Этот рычаг отвечает за тормоза, чтобы поезд остановился, а этот – чтобы поезд тронулся с места. – Сев на пол, Пятнистый ткнул носом в маленькую дверцу. – Сюда кидают уголь, чтобы разогревать воду и получать пар. А пар приводит паровоз в движение.
Макс выглянул наружу – Крепыш, Гизмо и Полосатик молча наблюдали за ними, сидя на гравии рядом с гигантскими колёсами локомотива.
– Это здорово, – сказал Макс. – А Горошек тоже поездной пёс?
– Нет, – ответил Пятнистый, обнюхивая дверь топки. – Он всегда был домашним мальчиком, хотя иногда забегал проведать меня. Он больше ладил с нашей хозяйкой, а мы были лучшими друзьями с хозяином. – Потом Пятнистый повернулся и сердито глянул на Макса: – Я уже сказал тебе, что не хочу говорить о Горошке и вожаках своей стаи.
– Понимаю. – Макс повесил голову. – Я тоже очень скучаю по своей семье. Так тяжело не знать, где они и что с ними.
Топнув передней лапой, Пятнистый пролаял:
– Но я знаю, где они! За этой дурацкой стеной! Именно поэтому мы с Горошком и пошли туда. – Что-то изменилось в выражении морды старого пса, уши опустились, и кунхаунд больше не выглядел сердитым, он просто сказал: – Там я и потерял своего брата.
Гизмо снаружи попросила:
– Расскажи нам, что случилось.
Пятнистый глянул сквозь грязное ветровое стекло паровоза, потом встретился взглядом с Максом.
– Вожаки твоей стаи правда любили поезда, как мои?
– Любили, – подтвердил Макс. – И мне бы очень хотелось найти их.
Старый кунхаунд со вздохом улёгся на пол и выставил из окна кабины огромную голову:
