Луна, рассеянный свет которой сочился сквозь переплетение ветвей у них над головами, превратила его лицо в скульптурную маску, но взгляд его по-прежнему выражал все ту же обезоруживающую нежность, что и руки; этот темный, пристальный, прекрасный взгляд, который так часто снился ей по ночам. Ей вдруг показалось, будто она тонет в его глазах.
А потом он сжал ее в объятиях и наклонил голову. Его губы коснулись ее губ, поцелуй его был медленным, и она испугалась, что он проникнет ей в самое сердце.
Спустя несколько мгновений объятия его стали крепче и интимнее. Он принялся поглаживать ее между бедер, после чего легко скользнул в нее.
Страсть, зарождающаяся в глубине естества Кейт, как ей казалось, была порождена не столько физическими ощущениями, сколько эмоциями, раздирающими ей сердце. Ее вдруг охватило жгучее желание. Ей отчаянно захотелось слиться с Девериллом воедино и развеять сильную боль в груди и конечностях. Она поцеловала его в ответ почти что с отчаянием, и он ответил ей тем же, ускоряя ритм. Он брал ее грубыми, властными толчками, и его манера заниматься любовью была порождена сейчас первобытным выражением жизни в попытке отогнать темную тень смерти.
Когда все закончилось, он вновь прижал ее к себе. Кейт спрятала лицо у него на груди, и вода закружилась вокруг них горячими водоворотами.
Но вот рябь постепенно улеглась, и поверхность бассейна вновь стала неподвижной. Но Кейт чувствовала, как сердце ее переполняет бесконечная нежность. Она старательно не открывала глаз, чтобы унять желание, все еще звенящее в ней, но все было бесполезно.
Она любила Деверилла. Другого объяснения у нее не было.
Почему-то она вдруг решила, что сможет справиться со своим чувством. Что сможет сохранить и уберечь свое сердце в неприкосновенности. Наверное, ей следовало быть умнее.
«Я люблю его».
Странно, но осознание этого простого факта ничуть не шокировало ее, хотя толика удивления все-таки присутствовала. Еще в девичестве, воображая идеальную любовь, она представляла себе, какие чувства будет испытывать. Но действительность оказалась такова, что реальная любовь на голову превосходила все ее романтические идеалы, хотя и несла в себе сильную душевную боль.
Боль оттого, что она не была взаимной. По крайней мере пока.
«Ну и что мне теперь делать?»
Самым же насущным оставался вопрос, а стоило ли признаться в этом ему? Она не смогла заставить Деверилла проникнуться к ней глубокими чувствами. Они должны были зародиться совершенно естественным образом, сами, без принуждения. Пожалуй, действительно, признание в любви скорее оттолкнет его.
Следовательно, она должна будет притвориться, будто ничего не изменилось.
– Благодарю вас, – прошептала она, уткнувшись носом в его гладкую влажную кожу.
– За что?
– За все, что вы сделали для меня и моей покойной семьи. Теперь мы с вами можем вернуться в Англию и жить прежней жизнью.
Он слегка отстранился и вопросительно посмотрел на нее.
– Прежней?
Подняв голову, Кейт выдавила улыбку.
– Вы получите то, что было вам нужно с самого начала, – удобный брак по расчету, и мои глупые представления о любви и романтике более не будут досаждать вам.
Нахмурившись, Деверилл долго вглядывался в ее лицо.
Видя, что он хранит молчание, она пустилась в объяснения:
– Вы найдете невесту, которая будет полнее и лучше соответствовать вашим требованиям. Вам больше не придется иметь дело с моими неразумными претензиями, как и страдать оттого, что я пытаюсь заставить вас поделиться своими чувствами. Вернувшись домой, – на всякий случай добавила она, – мы сможем объявить, что не подходим друг другу. Мы не любим друг друга, и потому продолжать нашу помолвку нет причины.
Он хотел было возразить, но потом передумал.
– Пожалуй, так будет лучше.
Кейт неприятно поразилась тому, какой болью отозвалась в ее сердце эта его простая констатация факта.
Его желание – даже нетерпение – прервать их помолвку было красноречивым признанием само по себе. Деверилл не любил ее и никогда не полюбит.
Сделав над собой усилие, она выдавила еще одну дружелюбную улыбку.
– Вам не кажется, что нам пора возвращаться в коттедж и начинать укладывать вещи?
Не давая ему времени на раздумья, она высвободилась из его объятий и побрела к ступенькам, ведущим наверх из бассейна, из последних сил стараясь не показать, как ей горько и больно.
** *
На следующее утро Брэндон проснулся рано. Кейт по-прежнему спала рядом с ним. Смутное беспокойство и предчувствие беды еще не переросли у него в панику, но уже вчера вечером он почувствовал, что она отдалилась от него.
Кейт отстранялась, и он должен решить, как воспрепятствовать ее уходу.
Уже хотя бы по одной этой причине он был рад тому, что они покидают Францию. В Англии у него появятся союзники. Во-первых, он сможет обратиться за помощью к леди Изабелле. Кейт любила свою тетку, которая и сама была кем-то вроде свахи, и преклонялась перед ней.
Кроме того, он мог заручиться поддержкой Эша, брата Кейт, и даже ее кузины Скай, леди Хокхерст. И, когда вся ее семья присоединится к нему, он развернет полномасштабную кампанию, чтобы заполучить ее согласие на брак. Брэндон поклялся, что, какие бы препятствия ни встали на его пути, он не отступит и не сдастся.
С этим данным себе священным обещанием он осторожно разбудил Кейт, оно крутилось в его сознании и немного погодя, когда они уселись завтракать, и даже когда отправились в недолгий путь к дому Лувеля.
Войдя в особняк, они застали пирата и его любовницу за завтраком. Лувель, похоже, остался доволен окончательным расчетом за проведенные поисковые работы, но нахмурился, когда Кейт попросила разрешения побеседовать с Габриэллой наедине.
Его подозрительный взгляд следил за ними, пока они шли к выходу из столовой, и задержался на двери, за которой скрылись обе женщины. Слыша приглушенные голоса, доносящиеся из коридора, Брэндон с легкостью представлял себе происходящее: Кейт предлагает своей новой подруге неожиданный финансовый подарок, а француженка, удивленная и растроганная, с восторгом принимает его.
Лувель, очевидно, все-таки решил выяснить, что там происходит, и потому поднялся из-за стола и направился к двери. Брэндон последовал за ним и успел отметить, что Габриэлла раскраснелась и буквально светится от радости.
– Что здесь творится? – по-французски спросил у нее Лувель.
Она с восторгом обернулась к нему, размахивая банковским переводным векселем на три сотни гиней, которые, как было известно Брэндону, уже были переведены по текущему курсу во франки.
– Ты не поверишь, какой щедрой оказалась мадемуазель Уайлд! Она подарила мне целое состояние.
