Жена полковника быстро задвинула ногой розовую спортивную сумку с надписью «Хелло Китти» за спину.
– Ты о чем?
Я пролезла между прутьями и открыла молнию сумки, чей вид привел бы в восторг любую воспитанницу детсада.
– О! Судки с едой!
– Это не Саше! – испугалась врушка. – Нет, нет, нет!
– Тушеный кролик с грибами не мне, – солгал толстяк, – и печеный картофель с чесноком и сыром тоже не я съем.
Мне стало смешно.
– Дегтярев, откуда ты знаешь, что в торбе?
Александр Михайлович растерялся, но быстро пришел в себя.
– По запаху определил.
– Ланч-боксы плотно закрыты, а ты никогда не обладал собачьим нюхом, – еще сильнее развеселилась я. – Маришка! Как тебе не стыдно! Толстяка отправили худеть, а ты его откармливаешь как на убой!
Вокина молитвенно сложила руки.
– Честное слово, я первый раз приехала.
– Почему Дегтярев застрял в заборе? – не отставала я.
Марина потупилась.
– Сама объясню, – вздохнула я, – Александру Михайловичу невмоготу сидеть на диете, заниматься упражнениями, проходить всякие процедуры. Вот он и решил сбежать. Для организации побега ему был необходим помощник. И вот он, вернее, она прибыла, на всякий случай прихватив легкий перекус из десяти блюд.
– Все не так, – возмутился Дегтярев, – мне позвонил Сергеич, его дочь Лена влипла в скверную историю. Она пообещала убить Никиту Орлова, а того выкинули из окна. Теперь у следствия есть версия, что Елена киллер. Матвей просил меня найти того, кто лишил парня жизни. Удодов ушел в отпуск, он не может рулить процессом, потому что под прицелом его дочь. Ленка – идиотка, избалованная кретинка. Но она не преступница. Про убийство ляпнула просто так, от злости. Я ее знаю. Дура, каких поискать, привыкла, что все ее прихоти исполняются. Взбесило девку, что Никита отказался ее мужу «любовницу» подсунуть. Ну и заорала сгоряча. Ежу понятно, что подозревать Елену полная чушь. Но у Матвея на службе много недоброжелателей, кое-кому из сотрудников он конкретно кислород перекрыл. Вот они и рады ему подгадить. А я в клинике овощем бегаю!
– Овощи, капуста, морковка, как правило, в холодильнике неподвижно лежат, – поправила я, – а замечательный Матвей Сергеевич, когда тебя на пенсию выпроводили, за коллегу не вступился, не сказал начальнику: «Мне Александр Михайлович необходим, нельзя его увольнять». Он тебя предал! Молча приказ об отправке друга на заслуженный отдых подписал.
– Перестань, – разозлился толстяк, – мы много лет вместе с Матвеем, вынудили его так поступить. И сейчас его отношение ко мне не имеет значения. Я бросить его в такой ситуации не могу. Немедленно вытащите меня отсюда! Скорее!
– Нам надо взять Сашеньку за руку и вместе его потянуть, – нашла простое решение Вокина.
Сказано – сделано. Марина схватила толстяка за ладонь, я встала за ней, обняла ее за талию, скомандовала:
– Раз, два, три! – и что есть силы дернула нашу кулинарку.
– С ума сошли! – взвизгнул полковник. – Больно! Чуть плечо мне не вывихнули.
– Хватай его за рукав, – приказала я, – вторая попытка. Раз, два, три!
Послышался треск, Марина отшатнулась назад, налетела на меня, я упала в снег, а Вокина плюхнулась сверху.
– Ну почему мне всегда приходится иметь дело с дураками? – возмутился пленник забора. – Сначала вы руку мне выбить из сустава пытались, теперь пуховик порвали!
Мы встали, Марина посмотрела на часть куртки полковника, которая осталась в ее руке.
– Ой, какую сейчас одежду хлипкую шьют! Раньше тужурки годами носили. Вот мой дядя упал под поезд, тот по нему проехал…
– Ужас! – прошептала я.
– И не говори, – тараторила Вокина, – он потом полгода лечился.
Я не поверила своим ушам.
– Твой дядя выполз живой из-под состава?
– А что мужику сделается, – хмыкнула Марина, – он так самогоном проспиртовался, что бессмертным стал. Так вот, его пальто осталось как новенькое! Помялось слегка, и только. В прошлые годы шили на века! А нынче? Разок потянула, и рукавчика нет!
– Хватит болтать. Сию секунду освободите меня! – потребовал толстяк. – Принесите расширитель, вставьте между прутьями, отожмите их!
– Где расширитель взять? – осведомилась Вокина.
– В интернете, – рявкнул Дегтярев.
Я пролезла назад на территорию клиники.
– Сейчас начну тебя толкать, а Марина будет тянуть.
– Тсс, – зашипел Дегтярев, – кто-то идет! Замрите! Не болтайте.
Я бросилась в кусты и осторожно раздвинула ветки. В небольшой проем стало видно дорожку, по ней шла старуха, одетая в потрепанный, местами рваный пуховик. Шаркая валенками с калошами, она достигла скамейки, повернулась, пошла назад и столкнулась с Еленой Васильевной, которая явно спешила на встречу со мной.
– Куда летишь? – проскрипела бабулька.
– Так вас ищу, – соврала Елена, – мама Алена, почему вы одна гуляете?
– Душно в доме, задыхаюсь я, – пожаловалась старуха.
– Пойдемте назад, обопритесь на меня, – предложила организатор викторин.
– Спасибо, деточка, – закашляла бабуля, взяла Елену под руку, повисла на ней и еле-еле потащилась по дорожке.
– Вот актриса, – хмыкнул полковник, когда они удалились, – только что резво рысила, увидела невестку и давай умирающую изображать.
– Это владелица клиники? – уточнила я.
– Да, живет на территории в отдельном коттедже, – пояснил полковник. – Марина, Марина, где ты?
– Туточки! – ответила его женушка, появляясь в зоне видимости. – Санечка, сними куртку!
– Зачем? – предусмотрительно осведомился полковник.
– Она пухлая, – объяснила я, – без верхней одежды мы быстрей тебя освободим.
– И как мне выполнить вашу глупую просьбу? – зашипел толстяк. – Я пошевелиться не могу. Вечно дурацкие идеи вам в голову приходят. Зачем засунули меня сюда?!
Не стоило напоминать Александру Михайловичу, что я нашла его между прутьями забора в бедственном положении из-за того, что он решил, будто стал тощим, как новорожденный цыпленок, и легко пролезет в проем между прутьями решетки. Полковник никогда ни за что не признает себя виноватым.
– В секунду сниму безрукавку, – пообещала Марина, стащила с толстяка изуродованную куртку и попросила: – Посиди смирно.
– Зачем? – напрягся полковник.
Вокина достала из пакета здоровенную бутылку с маслом и облила им прутья.
– С ума сошла? – взвизгнул Александр Михайлович.
– Толкай его в бок, а я дерну, – приказала Мариша, не обращая внимания на визг терпящего бедствие. – Ну!
