Сенпат Свиодо поблагодарил трибуна с необычной для него серьезностью. Все еще погруженный в свои мысли, Багратони заметил:
– У нас тоже небольшой счет к Земаркосу.
Васпуракане снова кивнули; у них имелось значительно больше причин ненавидеть фанатика-жреца, чем кочевников. И в случае, если легионеры пойдут на запад, им может представиться возможность отомстить. На пути к Марагхе Туризин посмеялся над Земаркосом, и сейчас фанатик-жрец признал Ономагулоса своим Автократором. Его последователи пополнили не столь многочисленные прежде отряды провинциального магната.
На секунду казарма притихла.
Римляне были преданы государству, за которое сражались, но это была лояльность наемников, лишенная внутреннего содержания точно так же, как скорлупа пустого ореха Они не имели за спиной десятилетий войн и погромов, закаливших васпуракан, как огонь закаляет сталь. Люди, называвшие себя «принцами», редко показывали посторонним свою жесткость и суровость, но прорвавшись, чувства эти способны были оледенить кровь их менее готовых к испытаниям товарищей.
– Земаркос пришел из темноты! – закричал Сенпат Свиодо, чувствуя охватившее всех волнение. – Он орудие Скотоса! – Потом горец повернулся к Гаю Филиппу и совсем другим голосом спросил: – Так что вы, римляне, знаете про эту маленькую птичку?
Пальцы его забегали по струнам. Легионеры громко запели, обрадованные тем, что песня разрядила всеобщее напряжение.
– Что с тобой, Тарон? Ты выглядишь так, будто не спал целую неделю, – спросил Марк.
– Ты почти угадал, – Леймокер громко зевнул. Бас его звучал еще более хрипло, чем обычно. Хотя он немного поправился после тюрьмы, кожа его все еще выглядела бледной и нездоровой. – Весьма утомительное занятие – делать невозможные вещи. – Даже смех его, когда-то гулкий, звучал приглушенно. – Не хватает кораблей, не хватает моряков, не хватает денег, не хватает времени. – Он загибал один палец за другим. – Чужеземец, Гаврас может выслушать тебя. Попробуй объяснить ему, что я не колдун и не могу сотворить победу мановением руки. И объясни ему это толково, иначе мы оба окажемся за решеткой.
Скаурус решил, что адмирал впадает в отчаяние, но Леймокер был так настойчив, что трибун согласился поговорить с Императором. Усталость сделала дрангариоса флота раздражительным, и он не признавал сейчас никаких доводов, кроме своих собственных.
Трибуну повезло, его допустили к Императору всего через день. Однако, едва он заговорил о жалобах Леймокера, Туризин остановил его:
– Чего он от меня хочет? Анчоусов к обеденному столу? Каждый идиот может справиться с легкой работой, и только тяжелое испытание покажет, из какого материала сделан человек.
К трону подошел посыльный. Не смея вмешиваться в разговор, он тем не менее мялся и не уходил:
– Ну? – резко спросил Туризин.
Гонец распростерся перед Императором, поднялся и подал ему сложенный вдвое лист.
– Прошу прощения, Ваше Величество. Человек, доставивший этот документ, сказал, что нужно вручить его вам немедленно.
– Ладно, давай сюда. – Император развернул лист и прочел вслух: – «Приходи к крепостной стене у моря, и ты узнаешь, что принесло тебе твое доверие. Леймокер, дрангариос флота».
Лицо Туризина багровело все сильнее при каждом новом слове, он разорвал лист на части и повернулся к Скаурусу, заорав:
– Фос да проклянет тот день, когда я послушался твоего ядовитого языка! Полюбуйся! Этот предатель еще и хвастается своей изменой! Зигабенос!!!
Когда гвардеец появился перед ним, Император, ругаясь через слово самым грязным образом, приказал ему немедленно послать солдат в доки и остановить Леймокера, если они успеют это сделать. Под конец он сердито буркнул:
– Скорее всего, уже слишком поздно, но мы должны попытаться.
Гнев Императора был так страшен, что когда он поднялся с трона, Марк отступил на шаг, опасаясь, что тот бросится на него. Вместо этого Туризин, яростно сверкнув глазами, коротко приказал:
– Пойдешь со мной. Если мне предстоит увидеть плоды твоей глупости, то и тебе лучше быть рядом.
Гаврас стремительно зашагал по коридору, за ним следовал ошеломленный Скаурус. Все, чему поверил римлянин, все, что восхищало его в Леймокере, оказалось ложью. Это было хуже, чем простое предательство, поскольку доказывало, что Марк совершенно не разбирается в людях. Чувство было настолько унизительным, что у трибуна дух захватывало и он с трудом поспевал за Императором.
Придворные бежали следом за Гаврасом, но никто не осмелился напомнить ему о других, еще не оконченных делах. Поминутно ругаясь, он быстро прошел через дворцовый комплекс и поднялся на бастион, откуда хорошо было видно море. Туризин не глядел на Скауруса, у которого был вид человека, приговоренного к казни. Зрелище, открывшееся Императору с зубчатых стен, исторгло из его груди новый крик ярости:
– Этот выродок украл весь мой флот!
Легкие корабли, триремы и короткие галеры шли к западу от Неорезианского порта. Морская пена вскипала на веслах при каждом ударе о волны. Сердце Марка упало – он и представить себе не мог, что такое возможно.
– А теперь смотри, – сказал Император, указав на порт одного из пригородов столицы на противоположном берегу Бычьего Брода. – Пес Бурафос идет, чтобы пригласить моего дрангариоса к своему очагу!
Корабли мятежного адмирала были видны уже совсем отчетливо и приближались с каждой минутой. Туризин погрозил им кулаком. На лестнице послышался стук сапог. Солдат подбежал к Императору и доложил:
– Мы опоздали, Ваше Величество, Леймокер уже отплыл.
– Да ну? – язвительно рявкнул Гаврас.
Глаза солдата стали круглыми, когда Туризин махнул рукой в сторону моря. Корабли Леймокера построились напротив мятежников. Тяжелые галеры стояли в центре, триремы с более легкими судами на флангах. Несмотря на то что этот элемент построения отличался от тактики сухопутных сражений, Марк сразу же понял маневр адмирала.
– Он построил корабли к бою!
– Клянусь Фосом, ты прав! – сказал Туризин, впервые обратив внимание на трибуна. – Но какое это имеет значение? Кем бы ни был твой драгоценный друг, предателем или ненормальным, он все равно вгонит меня в могилу. Его ждет поражение, Бурафос будет с ним играть, как кот с кузнечиком. Ты только взгляни на его корабли.
Неизвестно, думал ли Гаврас в действительности, что Леймокер его предал, но Бурафос не колебался ни минуты. Весь его флот изготовился к атаке, и тяжелые корабли устремились к маленьким судам противника, намереваясь быстро потопить немногочисленную эскадру дрангариоса. Проклятия, которые Туризин только что посылал Леймокеру, теперь понеслись в адрес Бурафоса. Посланец Зигабеноса слушал его с восхищением.
Марк почти не замечал Императора. Наблюдать за боем, в котором он не мог принимать участия, показалось ему хуже, чем сражаться самому. В рукопашной схватке, один на один с врагом, не было времени на размышления. Стоящим же на крепостных стенах только это и оставалось. Трибун впился ногтями в кожу ладоней, наблюдая за тем, как гребцы обоих отрядов увеличили скорость. Корабли сходились все ближе и ближе. Интересно, подумал Скаурус, на что надеется Леймокер. С какой такой радости он вообразил, будто каждый видессианин в отряде мятежников примет его за бога и сдастся без боя… Оба флота были уже на расстоянии полета стрелы друг от друга, когда одна из бирем Бурафоса развернулась и атаковала трирему, следовавшую за мятежным адмиралом. Более тяжелая трирема, не ожидавшая такого сюрприза, была искалечена – весла одного борта сломались, послышались дикие крики искалеченных гребцов. Вода хлынула в пробитое тараном отверстие в борту, и трирема начала медленно, почти с достоинством, погружаться.
