– Береги себя, – приказал Гай Филипп Горгидасу, хлопнув его по спине. – У тебя слишком доброе сердце, так не годится, парень.
Врач раздраженно фыркнул:
– Зато ты набит дерьмом до отказа, даже глаза коричневые.
Он крепко обнял обоих римлян, поднял свой мешок и последовал за остальными.
– Помни, я собираюсь прочитать то, что ты напишешь о своем путешествии, постарайся, чтобы книга была хорошей, – крикнул ему Марк.
– Тебе нечего беспокоиться, Скаурус, ты будешь ее читать, даже если мне придется привязать тебя к столу и тыкать рукописью тебе в лицо. Это достойное наказание за то, что ты напомнил мне о моей читательской аудитории.
– Ну, что там, закончили погрузку? Все на борту? – спросил капитан, когда грек поднялся на палубу. – Отчаливаем!
Два полуголых матроса втащили на борт доску, еще двое прыгнули на пирс, чтобы перебросить толстые швартовы.
– Эй, подождите отчаливать, отплывать, как там это у вас называется!
Пирс задрожал под грохочущими подкованными сапогами Виридовикса. На голове кельта был шлем, а за спиной – мешок. Лицо его покраснело и взмокло от пота. Судя по громкому пыхтению, Виридовикс примчался из римской казармы в ужасной спешке.
– Что случилось? – в один голос опросили Марк и Гай Филипп, обменявшись тревожными взглядами. Если не считать сражений и любовных похождений, в характере культа не замечалось стремительности.
– Ага, так ты все-таки пришел проститься со мной! – крикнул Ариг, спрыгивая на берег.
– Нет, дело в другом, – ответил Виридовикс, со вздохом облегчения сбросив свой мешок на доски пирса. – С твоего позволения, я тоже отправлюсь в путешествие.
Скуластое лицо кочевника расплылось в улыбке.
– Что может быть лучше? Ты наконец попробуешь наш знаменитый кумыс, о котором я столько рассказывал.
– Ты что, парень, совсем свихнулся? – Гай Филипп указал пальцем на «Победитель». – Это же корабль. Если ты кое-что забыл, то желудок твой быстро взбодрит твою память.
– Я помню, – простонал кельт, вытирая лицо рукавом, – но выбора у меня нет. Или я сажусь на корабль, или мне придется познакомиться с секирой палача. Когда я плыву по морю, мне хочется умереть, но если я останусь, это желание исполнится слишком быстро. От этого я не в восторге.
– Секира палача? – спросил Скаурус и перешел на латынь. – Женщина выдала тебя?
Поскольку они не называли имен, Ариг и матросы не могли догадаться, о чем идет разговор.
– Черт бы побрал проклятую шлюху! – ответил Виридовикс на том же языке. Обычная жизнерадостность покинула его, он был расстроен и рассержен. Уловив блеск в глазах Марка, он добавил: – Мне не нужны твои «я же говорил» и все такое прочее. Ты предупреждал меня и был прав. Будь во мне хоть капля твоей предусмотрительности, я бы не вляпался в эту историю.
Это признание открыло трибуну всю глубину огорчения кельта, никогда не устававшего прежде насмехаться над холодностью и расчетливостью скучных римлян.
– Так что же случилось?
– Ты не догадываешься? Эта зеленая, как море, змея, ревнивая зеленая змеюка опять грозила мне. Ревность жрет ее, как раковая опухоль. Она требовала, чтобы я бросил моих девочек: Каврилию, Лиссену и Белин, но я снова сказал ей «нет». Они будут скучать без меня, мои бедняжки! Обещай мне, что ее гнев не обрушится на них.
– Ну, разумеется, – нетерпеливо пообещал Скаурус. – Продолжай.
– Я сказал «нет» и эта сука с черным сердцем принялась визжать так, что разбудила бы и мертвеца, и поклялась, что скажет Гаврасу, будто я ее изнасиловал. – Легкая усмешка на мгновение показалась на лице кельта. – И поверь мне, она это запросто может сделать. Она встречалась со мной достаточно часто, чтобы рассказать во всех подробностях, что я с ней проделываю.
– Она легко это сделает, – подтвердил Гай Филипп.
– И я так подумал, милый мой римлянин Я не мог перерезать ей горло – это означало бы подписать себе смертный приговор, хотя, клянусь богами, она этого заслужила…
– Что же ты сделал? – перебил его Марк. – Сбежал, оставив ее орущей? Тогда поторопись, имперские гвардейцы скоро начнут наступать тебе на пятки!
– Нет, ты думаешь, что я последний дурак. Но я не настолько глуп. Я связал ее, заткнул ей рот и оставил в грязной маленькой гостинице, где мы встречались. Через некоторое время она освободится, но я уже буду далеко отсюда.
– Сначала Горгидас, а теперь и ты уходишь от нас, и оба по причинам, глупее которых и придумать трудно, – с горечью сказал трибун, чувствуя, как неотвратимо распадается их крепко слаженный отряд, последний кусочек его мира. Хорошо еще, что боги избавили их от выбора между Намдаленом и Видессосом.
Ариг, раздраженный задержкой и разговором, которого он не понимал, вмешался в беседу:
– Если ты плывешь с нами, тогда пошли, не будем терять времени.
– Иду, – Виридовикс крепко пожал руку Скаурусу. – Береги свой меч. Редкое оружие.
– А ты береги свой.
Длинный меч Виридовикса, как всегда, висел у него на боку. Кельт протянул руку Гаю Филиппу и тут только заметил, что тот безоружен. Челюсть у Виридовикса отвисла. Без меча старший центурион казался голым.
– Ты потерял свой меч, или он износился?
– Не делай вид, что ты глупее, чем есть на самом деле. Я отдал его Горгидасу.
– Кому? Это очень великодушно с твоей стороны. Хорошо бы еще, чтобы этот дурень сообразил, за какой конец его надо держать. А то он потеряет его или, еще того хуже, порежется. – Губы Виридовикса расплылись в улыбке, затем он снова помрачнел – и опять лицо его осветилось. – Я и забыл, теперь у меня есть грек, чтобы поругаться.
Марк вспомнил разговор с Горгидасом, когда тот сказал, что уезжает в Аршаум. Они шутили, что врачу будет не хватать рыжеволосого грубияна и спорщика, и вот, как всегда, причудливо боги пошли навстречу его желаниям.
– Эй, вы там! Мы отчаливаем – с вами или без вас! – прокричал капитан «Победителя», сложив ладони рупором. Угроза была пустой: хотя Виридовикс был для них ничем, посланцы не могли отплыть без грека, являвшегося залогом успеха возложенной на них миссии.
Нетерпеливый крик капитана подстегнул Арига.
– Пошли, – сказал он и потянул кельта за рукав.
Грубые сапоги Виридовикса шумно затопали по доскам; кочевник же, обутый в мягкую замшу, ступал беззвучно и осторожно, как дикий кот. Кельт напоминал человека, отправляющегося на собственные похороны. Он отдал мешок матросу и заколебался, прежде чем прыгнуть на палубу. Отсалютовал Скаурусу и махнул кулаком Гаю Филиппу.
– Береги себя, малыш! И ты тоже, голозадый дурень! – крикнул он и прыгнул на прокаленные солнцем доски.
Моряки подняли весла. Несколько секунд казалось, что «Победитель» слишком неуклюж и не сдвинется с места, но он все же медленно тронулся вперед. Отойдя от пирса, корабль развернулся и двинулся на север. Марк услышал скрип снастей, и большой квадратный парус заполоскался на мачте. Сначала он трепыхался вяло, как издыхающая рыба, но нот ветер раскрыл его, надул, заполнил, и корабль быстро начал удаляться. Трибун не отрывал от него взгляда, пока он не исчез за горизонтом.
