— Пять фунтов золотом тому, кто доставит ко мне Этзилия, живого или мертвого! — воскликнул Автократор.
Хотя сражение завершилось полным разгромом кочевников, многим кубратам все-таки удалось вырваться из смертельной ловушки. С наступлением темноты число таких счастливчиков заметно возросло. К сожалению, никто из воинов так и не предстал перед своим Автократором, чтобы предъявить ему связанного Этзилия или его сочащуюся кровью отрубленную голову. Маниакис спрашивал себя, лежит ли сейчас неопознанное тело Этзилия на поле битвы среди прочих безымянных мертвых тел или кагану все-таки повезло и он сумел спастись. Ладно. Время покажет. Сейчас, когда видессийская армия одержала самую триумфальную за долгие годы победу, судьба вождя кубратов представлялась весьма малозначительной.
Появился Регорий; его красивое лицо было озарено радостной улыбкой.
— Мы сделали это! — воскликнул он, заключив Маниакиса в крепкие объятия. — Клянусь Фосом, мы это сделали! Молот и наковальня! И оказавшийся между ними враг сокрушен!
— Я имел две великолепные наковальни в лице отца и сына, — отозвался Маниакис, указав Регорию на находившегося поблизости Симватия. — Все надежды, которые мы возлагали на этот поход, сбылись. А ведь сперва я должен был надеяться, что мои воины будут одерживать к югу отсюда одну победу за другой, до тех пор пока кочевники не почтут за благо удариться в бегство. А затем я должен был надеяться, что ты успеешь привести своих воинов в нужное место после того, как Фракс высадил вас на побережье неподалеку от Варны.
— Мы едва не опоздали, — подтвердил Регорий. — Разведчики, высланные мною вперед, слишком рано наткнулись на тех беглецов-кубратов, которым удалось сильно опередить своих соплеменников. Мне пришлось изрядно поторопить своих парней, чтобы они успели-таки оказаться в нужное время в нужном месте. Но мы справились. — Регорий широко развел руками, чтобы показать, как велика победа, одержанная видессийцами.
Подобно большинству других великих триумфов, этот тоже воочию выглядел далеко не так привлекательно, как будет потом отражено в хрониках и сказаниях. Покрывало сумерек, опустившееся на землю, не могло полностью скрыть ужасные последствия свирепой битвы. Повсюду валялись кони и люди. Одни были мертвы, другие корчились в агонии; третьи, живые, но раненые, изливали терзавшую их боль в стонах и криках, обращенных к равнодушным небесам. В нос шибало невыносимое зловоние, в котором смешались запахи крови, пота, лошадиных яблок и человеческого дерьма. Держась чуть поодаль от людей, вдоль поля расхаживали вороны, дожидавшиеся, пока у них появится возможность без помех попировать, вдосталь насладившись вожделенной падалью.
По полю боя теперь рассыпались маги-врачеватели, обычные лекари, а также коновалы. Эти люди пытались сделать все, что было в их силах, чтобы облегчить страдания раненых людей Маниакиса и животных. А еще по полю бродили группки вооруженных воинов, безжалостно добивая раненых кубратов. Интересно, подумал Маниакис, могут ли дожидающиеся своего часа пожиратели падали отличить тех, кто старается сделать так, чтобы этой самой падали стало как можно меньше, от тех, кто всячески увеличивает ее количество?
— Позволишь мне сегодня переночевать в твоем шатре? — спросил Автократор у Регория. — Мой остался где-то там. — Он махнул рукой в ту сторону, откуда рано или поздно должен был появиться отставший обоз.
— Любой воспитанный человек обязан предоставить кров своему шурину, — ухмыльнулся Регорий. — Любой воспитанный человек обязан предоставить кров своему кузену. И любой подданный империи почтет за честь разделить свой шатер с Автократором. Разве я могу ответить тебе «нет», когда способен сделать и то и другое и третье, пустив в свой шатер всего лишь одного человека?
— Быть может, рядом с целой толпой названных тобою людей, в твоем шатре отыщется еще одно местечко? Для твоего старого, изможденного отца? — спросил Симватий.
Несмотря на повязку, по-прежнему придававшую ему весьма живописный вид, дядю Автократора никак нельзя было назвать изможденным. Ему следовало отдать должное: будучи далеко не столь хладнокровным, как старший Маниакис, Симватий в течение всего похода доблестно командовал своими воинами, выполнив все поручения Автократора. Мало кто из офицеров, вдвое уступавших ему возрастом, смог бы добиться большего.
Повара Регория успели развести костры, над которыми в больших котлах уже шипело и булькало жаркое. После двух тяжелых дней, проведенных в седле, горячее мясо показалось Маниакису восхитительным. Усевшись прямо на землю в шатре Регория — после небольшого спора двоюродным братьям удалось-таки убедить Симватия занять единственную походную кровать, — Автократор не спеша потягивал вино из большой кружки. Он надеялся, что выпитое вино не погрузит его в сон; или, во всяком случае, сделает это не сразу, позволив ему еще некоторое время наслаждаться одержанной победой.
— Самый главный результат — то, — сказал Регорий, — что наши воины держались твердо и бились отважно. Ведь у нас не было иного пути узнать, способны ли они на это, кроме как испытать их в бою. Теперь ясно: время, потраченное на учения, не пропало зря.
— Ты прав, — кивнул Маниакис. С походной кровати уже некоторое время доносилось легкое похрапывание Симватия. Дядя Автократора вовсе не намеревался заснуть так быстро, но, хотя он и был молод душой, этого никак нельзя было сказать о его теле — усталость взяла свое. — Не менее важно и то, — продолжил Маниакис, — что твои люди успели-таки преградить дорогу отступающим кубратам, превратив рядовую победу над врагом в сокрушительный разгром. Теперь с Этзилием покончено надолго, если не навсегда.
— Твоя идея оказалась поистине великолепной, — заметил Регорий. — Как моряки кочевники медяка ломаного не стоят. Я все время жалел, что нам так и не попались навстречу эти их лодчонки, моноксилы. Дромоны Фракса в мгновение ока превратили бы их в растопку для рыбацких костров, причем мы не задержались бы с высадкой даже на один лишний час!
— Знаешь, а ведь макуранцы еще худшие моряки, чем кубраты, — поглаживая бороду, задумчиво пробормотал Маниакис. Прежде чем продолжить, он немного помолчал, словно прислушиваясь к собственным словам. — Мы уже не раз пользовались этим, высаживая небольшие отряды своей конницы в западных провинциях. Теперь пора использовать это преимущество более широко, ведь, двигаясь по морю на кораблях, можно перемещать свои войска в нужное место куда быстрее, чем смогут передвигаться по суше пытающиеся противостоять нам отряды Абиварда. Мы вполне могли бы…
— Если бы вдобавок ко всему у нас еще были воины, способные не наложить в штаны, когда прямо на них мчится орава железных парней, — вставил Регорий. — Хотя похоже, мы уже на полпути к тому, чтобы такие воины у нас появились, — задумчиво добавил он.
— Очень похоже на то, что они у нас уже есть, — возразил Маниакис. — Кроме того, идея переправиться через Бычий Брод, чтобы атаковать армию Абиварда в лоб, никогда не казалась мне удачной. Вместо того чтобы таким способом заставить макуранцев убраться из наших западных провинций, мы лишь потерпим новое поражение. Но теперь, похоже, у нас появилась другая возможность.
