Я раскрыл халат, оголяя ее тело, стянул брюки до колен и головкой коснулся внутренней части теплого бедра. Едва не извергся от этого необыкновенного ощущения. Ни с одной мау не испытывал ничего подобного. Она билась в попытках вырваться, но мои руки сталью сомкнулись на желанной мау.
– Не сопротивляйся. Я буду нежен. Тебе понравится. Ты должна ощутить, что такое настоящая нежность мужчины прежде, чем тебя истерзает Кирон.
Слезы хлынули из глаз Нирель, и я на мгновение остановился. Жалость боролась с возбуждением, но второе победило. Я рванул девушку на себя, направляя орган в ее лоно. Нирель схватила кожу на моей ладони зубами и вырвала кусок. От резкой боли я отдернул руку. Она закричала не своим голосом, словно лесная сирена в момент опасности.
Я испугался не на шутку. За стеной покои правителя. В спешке натянул брюки и выбежал из комнаты, по пути плечом задевая Милта.
– Дирам, что-то случилось?
Я ничего не ответил, стараясь скрыть от посторонних глаз кровоточащую рану. Вот тварь! Так она отплатила мне за то, что я спасал ее шкуру столько лет! Пусть теперь ощутит сполна, что такое быть подстилкой Кирона. Когда будет корчиться под ним от боли, еще вспомнит Дирама, еще пожалеет. Неблагодарная мразь! Если выживет после пира, я сделаю ее жизнь во дворце невыносимой!
Глава 12. Кирон
В подземелье я спускался редко. Вечная вонь и сырость раздражала больше плача и стонов мау, заточенных в камерах. Я нутром чувствовал, что Сайли знала тайну, которая могла помочь мне покорить Оливиум. Эта альва не так проста, как думает Дирам. Я наблюдал за тем, как она смотрела на Нирель. Такое ощущение, что пленница уже видела ее и знает какой она расы. Я хотел допросить Сайли перед пиром. Описать муки, с которыми она столкнется, если не выдаст все тайны. Пир станет для нее могилой или спасением. Выбирать только альве. Надеюсь, советник сбил с нее спесь, и мау будет сговорчивей, чем прежде.
Подземелье пустовало. Сотню мау уже приготовили к празднику, и они ждали своего звездного часа. Дрожали в гостевых покоях, ожидая всеобщего веселья. Ох и потешатся сегодня мои воины! Они изголодались по ласкам, замученные постоянной войной.
Я подошел к самой большой и чистой камере. Всегда, когда смотрел на пленницу за решетками, сердце сжималось от массы чувств. Мама похудела, ее волосы перестали блестеть, а глаза гореть и переливаться, но она не постарела ни на день. Волевой взгляд и вздернутый подбородок говорили о том, что она до сих пор считает меня огребьем недостойным трона. Я смотрел на нее и понимал, что мать не сломалась и не сломается никогда.
– Опять с пустыми руками? Объедки с царского стола хоть будут? – рассмеялась она, медленно подошла к решеткам и оперлась на прутья спиной.
Она никогда не смотрела мне в глаза при разговоре, вроде я не стоил ее внимания. Это злило меня до такой степени, что иногда случалось превращение, а в таком состоянии я готов был разорвать ее на куски. Поэтому никогда не входил в камеру.
– Оставлю тебе пару косточек. Разве я когда-то о тебе забывал?
– Падение Инфернума не за горами. Аскорн растопчет империю и тебя вместе с ней. Вот тогда я попляшу на твоей могиле, сынок, – с презрением выплюнула она последнее слово. – Он сорвет с тебя маску и все увидят, какой ты на самом деле.
– Падаль! Это ты меня таким сделала!
– Я лишь хотела показать какой ты внутри.
– Ты не знаешь, какой я внутри!
Я сжал кулаки, стараясь удерживать зверя.
– Правда? – расхохоталась она. – Не ты ли обозвал всех женщин позорным словом мау, и сегодня же будешь рвать их тела, лишать чести и убивать на потеху публике?! Не ты ли написал кровавые законы, которые лишают воли и права выбора беззащитных мау?! Маска не скроет черноту твоей души и камень вместо сердца! Ты хуже своего отца!
Еще мгновение и зверь вырвется наружу. Она посмела вспоминать отца! Паршивая мау не достойна даже думать о нем, после того, что сделала с ним.
– Ты подставила его! Предала и отдала на растерзание своему любовнику! Не смей даже думать о нем! А тем более говорить! Я сгною тебя здесь заживо!
– Ничего ты не сделаешь, Кирон, я навсегда останусь твоей матерью. Самым близким существом. Хочешь ты этого или нет!
Я ударил по решеткам и мать отскочила. Покачала головой и легла на кровать, отвернувшись к стене.
Так проходили все наши встречи. Вонь и сырость стерпеть можно, а ее…
Я прошел в конец коридора, ведь знал, что там сидит Сайли. Я приказал нарядить ее последней. Мау сидела в углу на корточках, сжимая голову руками. Жена советника Аскорна выглядела жалкой. Сломать альву довольно просто. Мои воины гораздо преданней своей империи. Далеко ходить не нужно. Достаточно посмотреть на Дирама. Обида заставила его предать свой народ. Наверняка у Сайли тоже немало разочарований связано с Криелти. Главное найти больную точку и хорошенько надавить.
– Аскорн не спешит вызволять тебя из плена, – подметил я, и мау подняла взгляд.
– Меня не надо вызволять. Твой плен равен смерти. Муж уже почтил мою память.
Я вошел в камеру и склонился над Сайли.
– Неужто ты не хочешь жить?
– Жить? – хохотнула она. – В Инфернуме женщины не живут. Они существуют подобно скоту. Я не считаю себя животным, поэтому еще в лесу смирилась со своей участью сгинуть в твоей никчемной империи!
– Дерзишь правителю, грязная мау! Хочешь хлебнуть все прелести жуткой смерти?!
Я схватил ее за волосы и приподнял над землей, заставляя смотреть мне в глаза. Сайли не вырывалась, хватая ртом воздух, и корчась от боли. Швырнув ее в другой угол камеры, как ненужную вещь, я подошел и пнул ее в живот.
– Советую быть покорней и сговорчивей. Я не знаю жалости и подвергну тебя таким мукам, о каких ты и не слышала!
– Ты сдохнешь, Кирон, совсем скоро Аскорн перебьет твоих воинов одного за другим и доберется до тебя. Даже Нирель тебе не поможет.
Я прижал мау к стене. Размахнулся для удара и закричал:
– Что ты знаешь о ней?! Кто она?!
– Я ничего тебе не скажу!
– Увидим!
Я покинул подземелье и распорядился привести в порядок Сайли. На пире ее ждало особое угощение. Если унизительные пытки не развяжут ей язык, я перейду к более мучительным.
Глава 13. Нирель
Я рыдала в голос, сжимая в кулаке кулон, и мое тело содрогалось от страха и унижения, что пришлось испытать. Дирам окончательно дал понять, что я для него всего лишь предмет вожделения и ему плевать на мои чувства. Если раньше в душе едва теплилась надежда на спасение, то сейчас все превратилось в пепел. Советник ничем не лучше похотливого войска. Он никогда не избавит меня от участи быть растоптанной.
Милт держал в руках роскошное синие платье, расшитое камнями. Слуга смотрел на меня с презрением, присущим всем мужчинам Инфернума. Он повидал не мало женских слез и мои его не тронули. Он выполнял свою работу. Не мог ослушаться приказа. Я смотрела в его змеиные глаза, и паника накрывала меня новой волной. Я помнила наставления матери о том, что нельзя показывать слабость, но я ничего не могла с собой поделать. Было до тошноты противно осознавать свою никчемность. Я мысленно просила о помощи какие-то неведомые силы. Однажды они спасли меня в походе, но повторится ли это снова?
