Охранники кивнули. Юный еретик сверкнул глазами. Крисп гадал, как долго пленник сможет сохранять дерзость, испробовав огня и железа, и понадеялся, что это ему не придется выяснять.
Ближе к вечеру фанасиоты вновь попытались совершить налет на имперскую армия. Вскоре к Криспу приблизился гонец, держа отрубленную голову, из которой еще сочилась кровь. При виде этого зрелища желудок Криспа запротестовал; голова была отрублена грубо, словно топором орудовал забивший свинью крестьянин, а запах свежей крови тоже вызывал воспоминания о скотобойне.
Если у гонца и появились подобные мысли, то на него они ничуть не повлияли. Ухмыляясь, он сказал:
— Мы отогнали сукиных детей, ваше величество, — вы мудро поступили, приказав окружить колонну пикетами. А этот сопляк слишком медленно удирал.
— Прекрасно, — отозвался Крисп, стараясь не заглядывать в незрячие глаза на отрубленной голове. Запустив руку в подвешенный к поясу кошелек, он выудил золотой и дал его гонцу:
— Это тебе за хорошую новость.
— Благослови вас Фос, ваше величество! — воскликнул солдат. — Может, нам насадить голову этого парня на копье и везти впереди вместо знамени?
— Нет, — отрезал Крисп, содрогнувшись. Не хватало еще, чтобы местные крестьяне восприняли его армию как банду головорезов, жаждущих бессмысленных убийств, — они тут же перекинутся к мятежникам. С трудом сохраняя на лице невозмутимость, Автократор добавил:
— Похорони ее, выбрось в канаву, сделай, что хочешь, только не оставляй на виду. Мы хотим, чтобы люди знали, что мы пришли искоренить ересь, а не искать славы в убийствах.
— Как прикажете, ваше величество, — радостно ответил гонец.
Награда обрадовала его, хотя император и отклонил его предложение. Крисп знал, что некоторые его предшественники — кстати, не худшие правители из всех, что знал Видесс — согласились бы с курьером или даже сами предложили такое. Но Криспу это казалось чрезмерной жестокостью.
* * *
Когда армия остановилась на ночевку, он пришел к шатру Заида.
Пленный фанасиот уже сидел там, привязанный к складному стулу, а маг расхаживал рядом с отчаянием на лице.
— Вы уже знакомы с чарами правдивости, использующими два зеркала, ваше величество? — спросил он, указывая на свой магический инвентарь.
— Да, я видел это в действии, — подтвердил Крисп. — Так что? Ты опять потерпел неудачу?
— Это еще мягко сказано. Я не добился ничего… совершенно ничего, понимаете?
Заид, один из вежливейших сподвижников Криспа, сейчас имел такой вид, словно был готов вырвать из пленника причину своего поражения раскаленными щипцами.
— А можно ли поставить защиту против твоих чар?
— Очевидно, можно. — Заид, прежде чем продолжить, бросил на пленника очередной яростный взгляд. — Это я знал и прежде. Но мне даже в голову не приходило, что этого вшивого фанасиота снабдят столь мощной защитой. Если все мятежники подобным образом защищены, то допросы станут менее надежными и более кровавыми.
— Истина благого бога охраняет меня, — гордо заявил пленник, словно не понимая, что неуязвимость перед магией отдаст его в руки пыточников.
— А вдруг он говорит правду? — спросил Крисп.
Заид презрительно фыркнул, но внезапно задумался.
— Возможно, фанатизм и служит ему определенной защитой, — предположил маг. — Одна из причин, почему волшебство столь часто оказывается бессильным на поле битвы, состоит в том, что сильно возбужденные люди менее уязвимы для его воздействия. И искренняя вера в собственную правоту может сходным образом защищать этого парня.
— А можешь ты проверить, так ли это?
— На это требуется определенное время. — Заид поджал губы и, судя по его лицу, собрался погрузиться в размышления.
Но Крисп его уже опередил. Едва фанасиотов касалась магия, что-то обязательно шло наперекосяк. Заид не сумел определить, куда еретики увезли Фостия — чье отсутствие стало для отца болью, которую он кое-как подавлял бесконечной работой, — он не сумел выяснить, почему не в силах это узнать, а теперь не смог выжать правду из обыкновенного пленного. С точки зрения Заида, фанасиот стал интригующим вызовом его магическим способностям. Для Криспа неудача Заида превратила пленника в препятствие, которое необходимо сокрушить, потому что более мягкими методами с ним не справиться.
— Пусть им займутся люди в красной коже, — резко произнес император.
Следователи, не прибегавшие к магии, носили красную кожаную одежду, на которой кровь не видна.
В молодости Крисп не столь быстро отдал бы такой приказ. Он знал, что проведенные на троне годы — и его желание оставаться на нем еще много лет сделали его более жестким, пожалуй, даже жестоким. Но у него всегда хватало сил распознать в себе эту жесткость и не прибегать к ней до тех пор, когда обойтись без нее никак нельзя. И сейчас, рассудил Крисп, настал как раз такой момент.
Вопли фанасиота долго не давали ему заснуть. Крисп был правителем, поступавшим так, как полагал необходимым; монстром себя он не считал. Уже после полуночи он влил в себя чашу вина и отгородился винными парами от криков пленника. Наконец он уснул.
Глава 5
Прожив всю жизнь под шум морских волн, Фостий обнаружил немало странностей в холмистой местности, через которую они ехали. Ему был непривычен постанывающий гул ветра, который даже пахнул не правильно, принося с собой запахи земли, дыма и животных вместо привычного привкуса морской соли, которого он не замечал, пока не лишился.
Прежде он мог выглянуть из высокого окна и увидеть горизонт далеко за голубым простором, ныне же тот сузился до нескольких сот шагов серых скал, серовато-коричневой земли и серовато-зеленых кустов. Фургон, в котором он находился, петлял по дорогам столь узким, что по ним, казалось, и лошадь не пройдет, а уж тем более нечто на колесах.
И, конечно же, никто не обращался с ним так, как Сиагрий и Оливрия. Всю жизнь окружающие выполняли, а то и предвосхищали любое его желание и прихоть.
Единственными исключениями были отец, мать, когда была жива, и братья — а как старший брат он научился добиваться своего и от Эврипа с Катаколоном. И ему даже в кошмарном сне не могло привидеться, что дочь главаря мятежников и какой-то головорез станут не только поплевывать на его желания, но и командовать им.
Им же и в голову не приходило, что они не имеют права поступать иначе.
Когда дорога приблизилась к очередному из бесчисленных поворотов, Сиагрий сказал:
— Эй, ты, ложись. Если тебя кто и увидит, это наверняка окажется кто-то из наших, но никто еще не дожил до старости, полагаясь на авось.
Фостий улегся на дно фургона. Когда Сиагрий в первый раз велел ему так поступить, он заартачился, и Сиагрий тут же влепил ему затрещину. Выпрыгнуть и убежать Фостий не мог, потому что запястья ему стягивала веревка, привязанная другим концом к фургону. Он мог, конечно, подняться и закричать, призывая на помощь, но, как сказал Сиагрий, большинство местных жителей были фанасиотами.
