— Неужели это означает, что твой отец оставил бы фанасиотов в покое, окажись они тихими и миролюбивыми еретиками? — спросила Оливрия.
— Не знаю. Может быть, — ответил Фостий. — Васпуракан он точно никогда не преследовал. — Для Фостия этот факт давно был загадкой: Крисп часто повторял, что религиозное единство жизненно важно для целостности империи, но в данном случае не подкреплял слова делами. Что это — лицемерие или обычный прагматизм?
На такой вопрос с ходу не ответишь.
Задумавшись он пропустил несколько фраз. Крисп говорил:
— …восстановим город так, чтобы никто и не догадался, что ему был нанесен урон. И таким же образом нам предстоит переделать ткань нашей жизни.
Быстро это не получится — по крайней мере, не все сразу, — но Видесс не ребенок, и ему не нужен мгновенный результат. То, что мы делаем, мы делаем для будущих поколений.
Фостий все еще не привык мыслить подобными категориями. Для него и следующий год оставался далеким будущим; тревожиться же о временах, когда состарятся его внуки, казалось ему столь же странным, как и беспокоиться о том, что находится на обратной стороне луны. Он вновь пропустил слова отца:
— …но до тех пор, пока вы будет жить в мире друг с другом, не придется опасаться, что вас начнут разыскивать, чтобы причинить вам вред.
— А как насчет сборщиков налогов? — крикнул из толпы анонимный остряк.
Крисп пропустил его слова мимо ушей.
— Жители столицы, — искренне произнес он, — если вы выберете вражду, то будете вцепляться друг другу в глотки гораздо дольше, чем мы сейчас в силах представить. Если вы начнете враждовать сейчас, то вражда эта затянется на поколения после вашей смерти. И я молю Фоса о том, чтобы этого не случилось. — В его голосе зазвучал металл:
— И я не намерен такое допустить. Если вы попытаетесь драться между собой, то сперва вам придется одолеть солдат империи.
Это предупреждение, а не угроза. Я считаю, что вражды мы нахлебались досыта.
Так пусть же она минует нас в грядущие годы.
Фостий отметил, что отец не сказал «навечно», и удивился почему. Наверное, решил он, Крисп не верит, что подобное может тянуться вечно. Автократор словно показывал, что трудится, создавая каркас будущего, но этот каркас вовсе не обязательно превратится в несокрушимую стену: он слишком хорошо знал, что история не выдает гарантий на успех.
— Как я уже говорил, нам предстоит отстроить все заново и двигаться дальше, — сказал Крисп. — И мы, все вместе, станем трудиться так хорошо, как только умеем, и так долго, как только сможем. Благой бог свидетель, что большее не в наших силах. — И он шагнул назад, завершив речь.
На площади загремели аплодисменты — скорее вежливые, чем восторженные.
Фостий присоединился к ним вместе с Оливрией и Эврипом. «Так хорошо, как только умеем, и так долго, как только сможем», — подумал он. Если бы Крисп пожелал выразить всего себя одной фразой, то лучшей он подобрать бы не смог.
* * *
Хотя Крисп махнул ему рукой, Барсим простерся перед ним в полагающемся по этикету полном поклоне.
— Приветствую ваше возвращение в императорскую резиденцию, ваше величество, — сказал он, еще лежа. Затем, поднявшись столь же грациозно, как опускался, добавил:
— Честно говоря, жизнь здесь стала скучноватой после вашего отъезда.
Крисп фыркнул:
— В таком случае я рад вернуться уже для того, чтобы предоставить вам возможность заняться чем-нибудь интересным.
— Повара также рады вашему возвращению, — намекнул вестиарий.
— Вы имеете в виду, что они с нетерпением ждут шанса разбиться в лепешку, — уточнил Крисп. — В таком случае им не повезло. Придется им подождать, пока я вновь приглашу Яковизия отобедать; уж он-то оценит их усилия по достоинству. Что же касается меня, то я привык питаться по-солдатски. Меня прекрасно устроят миска похлебки, горбушка хлеба и кружка вина.
Плечи Барсима едва заметно шевельнулись — евнух, человек исключительно вежливый, вздохнул.
— Я сообщу на кухню о ваших пожеланиях, — сказал он. — Повара будут разочарованы, но вряд ли удивлены. У вас вошло в привычку вести себя подобным образом после возвращения из очередной кампании.
— Неужели? — удивился Крисп, задетый тем, что становится настолько предсказуемым. У него возникло искушение заказать себе роскошный пир, лишь бы заставить дворцовых сплетников теряться в догадках. Единственная загвоздка заключалась в том, что ему действительно хотелось солдатской похлебки.
— Быть может, ваше величество не сочтет за излишнюю вольность то, что похлебку приготовят из омаров и кефали, хотя мне известно, что сие отличается от того, что накладывали в вашу миску армейские повара.
— Быть может, не сочту, — великодушно уступил Крисп. — В походе мне не хватало даров моря.
Барсим удовлетворенно кивнул; Крисп мог править империей, но дворец был вотчиной вестиариев. В отличие от некоторых вестиариев, Барсим обладал необходимым чутьем и не злоупотреблял своей властью, не переступая порога разумного, — или, возможно, попросту решил, что Крисп не спустит ему с рук некоторые вольности, которые позволяли другие вестиарии.
— Выбор часа остается за вами, — произнес Барсим, взглянув на тени. — Не пожелает ли ваше величество отужинать пораньше?
— Нет, спасибо. Я мог бы зарыться в гору пергаментов, которая, несомненно, достигла высоты купола Собора. Я так и поступлю… завтра. Если куча за это время и подрастет, то ненамного. А сейчас я намерен отправиться в императорскую спальню и позволить себе то, чего не мог позволить во время войны: расслабиться. — Он помолчал. — Нет, я передумал.
— И что вы решили, ваше величество?
— Я пойду в спальню. Я даже отдохну… попозже. Но сперва передайте, пожалуйста, Дрине, что я желаю ее видеть.
— Ах, — выдохнул Барсим, и Крисп распознал в его вздохе одобрение. — Ваша воля, разумеется, будет исполнена.
* * *
Уединившись в спальне, Крисп стянул сапоги и с наслаждением пошевелил пальцами ног. Когда он находился во дворце и делал что-либо сам, не вызывая слугу, это становилось равносильно бунту, словно император превращался в фанасиота, поджигающего факелом дом богача. Барсиму потребовалось немало времени, чтобы смириться с тем, что Автократор иногда бывает настолько упрям, что настаивает на своем в подобных вопросах.
Стук в дверь оказался настолько робким, что Крисп поначалу решил, будто он ему послышался. Тем не менее он подошел к двери и открыл ее. В коридоре стояла дрожащая Дрина.
— Я не собираюсь тебя кусать, — успокоил ее Крисп. — Это испортит мне аппетит перед ужином, который хочет в меня затолкать почтенный Барсим.
Девушка не засмеялась; Крисп пришел к выводу, что шутка до нее не дошла.
