Если бы он сказал это с упреком, Крисп пришел бы в ярость. Но Фостий просто напоминал о факте. И это действительно был факт; память Криспа подтверждала его слишком хорошо. Он наклонил голову:
— Ты вынудил меня устыдиться.
— Но я не хотел этого.
— Знаю. Тем хуже для меня.
Тут, к облегчению Криспа, подъехал Саркис.
Отдав честь, генерал спросил:
— Раз еретики уже настолько близко, то не выслать ли нам разведчиков, чтобы узнать точно, где они находятся?
Не ответив, Крисп обернулся к Фостию:
— Кажется, сегодня с утра у тебя появился запас мудрости побольше обычного. Как поступил бы ты?
— Ой! — отозвался Фостий. Крисп погрозил ему пальцем:
— Когда тебя спрашивают, обходись при ответе без разных дурацких звуков. Когда ты обуешься в красные сапоги, тебе самому придется справляться с подобными вопросами. И не теряя, кстати, времени зря. — И он внимательно посмотрел на юношу, ожидая его действий.
Словно компенсируя свой испуганный писк, Фостий заговорил насколько смог рассудительно и серьезно;
— Если бы командовал я, то ответил бы «нет». Мы успешно следили за фанасиотами при помощи магии, так зачем рисковать? Ведь в последний, решающий момент они могут натолкнуться на наших разведчиков. Если магия Заида действует настолько хорошо, как он надеется, то Артапан ныне практически слеп, выслеживая нас. Поэтому, чем большей неожиданностью мы для них окажемся, тем лучше.
Саркис взглянул на Криспа. Автократор произнес четыре слова:
— Доводы логичные, решение правильное.
От этой косвенной похвалы Фостию стало еще приятнее, чем после слов Криспа о том, что он им гордится.
— Верно, смысл в этом есть. — Саркис усмехнулся. — Ваше величество, вы и сами были весьма неплохим стратегом еще до того, как стали по-настоящему разбираться в этом деле. Талант должен быть в крови.
— Возможно, — произнесли одновременно и одинаковым тоном Крисп и Фостий.
Отец и сын переглянулись, Автократор захохотал, а мгновение спустя к нему присоединился Фостий. Оба никак не могли остановиться.
Теперь на них уставился Саркис, явно гадая, не сошли ли они с ума.
— А мне это не показалось настолько смешным, — уныло заметил он.
— Быть может, ты и прав, — сказал Крисп.
— Но с другой стороны, может, и нет, — добавил Фостий. Припомнив разговор, произошедший между ними несколько дней назад, Автократор непроизвольно кивнул.
Если они сейчас способны над этим смеяться, то, вероятно, поладят и в будущем.
— И все же мне кажется, что вы свихнулись с утра пораньше, — проворчал Саркис. — Надо будет потолковать с кем-нибудь из вас днем — глядишь, хоть один да придет в себя.
И он поехал прочь, обиженно задрав крючковатый нос.
* * *
Палатка была маленькой и тесной, а теплая ночь, казалось, делала ее еще теснее. Усиливал это впечатление и запах горячего сала, исходящий от свечи, поставленной для безопасности на пол.
— Так о чем ты разговаривал с отцом? — в очередной раз за последние несколько ночей спросила Оливрия.
— Я не хочу тебе об этом говорить, — ответил Фостий. Он повторял эти слова с того дня, как вернулся из шатра Криспа. Подобный ответ не был рассчитан на удовлетворение любопытства, но лучшего у Фостия не имелось.
— Но почему? — вспыхнула Оливрия. — Если это имеет отношение ко мне, то я имею право все знать.
— К тебе это не имеет ни малейшего отношения, — в который раз повторил Фостий. Он говорил правду, проблема заключалась лишь в том, что Оливрия ему не верила.
И сегодня ночью, как показалось Фостию, она решила спорить до победного конца, словно упрямый законник.
— Ладно, но раз это не имеет ко мне никакого отношения, то кому станет хуже, если я все узнаю? — И она хитро улыбнулась, довольная собой, потому что загнала его в классический двойной логический капкан.
Однако Фостий сдаваться не собирался:
— Если бы тебе можно было услышать наш разговор, то я не пожелал бы говорить с отцом наедине.
— Это несправедливо, — разгневалась Оливрия.
— А по-моему, справедливо. — Фостию совершенно не хотелось, чтобы и другие принялись гадать, кто же его отец. Он был бы только рад, если бы ему самому не пришлось об этом гадать. Один человек мог сохранить секрет — Крисп, в конце концов, сумел. Двое, возможно, тоже. Трое… может быть, но это маловероятно.
— Но почему ты не можешь мне сказать? — сменила тактику Оливрия. — Ты не привел мне ни единой причины.
— Если я расскажу тебе о причинах, это станет равносильно тому, что я расскажу тебе все. — Фостий предварительно сформулировал эту фразу мысленно и произнес ее, лишь убедившись, что она прозвучит так, как ему нужно. — Но к нам с тобой это совершенно не относится, — закончил он.
— То, о чем ты говоришь, может, и не относится, но то, что ты не хочешь мне ничего рассказывать, — относится, и еще как. — Оливрия тоже сделала секундную паузу. — Ну что именно ты хочешь таким способом сохранить в тайне?
— А это не твое дело, — медленно и раздельно произнес Фостий. Глаза Оливрии разгневанно вспыхнули. Фостий ответил ей таким же взглядом; эти споры вывели из себя и его. — Ладно, — прошипел он, — клянусь благим богом, я тебе вот что скажу: сходи к шатру Автократора и спроси его сама. И если он расскажет тебе, о чем мы говорили, то и у меня не будет повода держать язык за зубами.
Оливрия была девушкой не робкого десятка, и Фостий убедился в этом с того дня, когда впервые увидел ее, обнаженную, прелестную и соблазнительную, в подземном туннеле под столицей. На мгновение ему показалось, что она примет вызов и решительно выбежит из палатки, и тут же задумался, как это воспримет Крисп и как он справится с ситуацией.
Но сейчас дрогнула даже Оливрия.
— Он ведь не просто твой отец… он еще и Автократор, — нерешительно произнесла она.
— Знаю, — сухо подтвердил Фостий. — И мне пришлось общаться с ним всю жизнь. Советую и тебе понемногу привыкать. Конечно, одному Фосу известно будущее, но полагаю, что он еще немало лет пробудет Автократором.
Видесской истории известны наследники престола, у которых не хватало терпения дождаться смерти отцов и которые решали ускорить этот процесс.
Известны ей также гораздо более многочисленные нетерпеливые наследники престола, решившие ускорить процесс, но потерпевшие неудачу, — им уже никогда не представится повторный шанс. У Фостия же не появлялось желания устроить заговор против отца, потому что среди прочих доводов «против» имелся и весьма практичный: он был убежден, что Автократор сразу учует заговор, а Фостия постигнет справедливая судьба всех неудачливых заговорщиков. Он и так полагал, что ему очень повезло, раз Крисп простил ему невольный переход на сторону фанасиотов.
