Солдаты зевали, на ходу протирая глаза, но Орус Танвел шагал споро и уверенно. Ночь, проведенная в тепле у очага, вкусная и сытная простая пища, немудрящее гостеприимство придали ему сил.
Он чувствовал, что в нем, возможно впервые в жизни, идет напряженная работа мысли и души, как будто новый человек просыпается от долгого сна.
Резкие голоса прервали течение его мыслей — двое солдат затеяли нудную и злобную перебранку из-за куска хлеба с салом.
— Отдай! Хозяйка дала нам двоим!
— Молчи, недоносок! Зря я ее, что ли, всю ночь ублажал, пока ты храпел, как боров!
Орус Танвел досадливо поморщился. Никакой дисциплины! Он тряхнул головой, сжал пудовые кулаки и решительно шагнул к спорщикам.
— Молчать! Свариться будете в казарме. А здесь… — он обвел взглядом заснеженные вершины, — здесь даже говорить лишнего не стоит.
Орус Танвел хотел было добавить крепкое словцо по привычке, но вдруг осекся. В горах было тихо, непривычно тихо. Будто огромный зверь затаился и ждет. Из-под камня вдруг вылезла атнарс — маленькая черно-красная ящерка. Медленно переставляя перепончатые лапки, волоча по земле длинный хвост, увенчанный темно-пурпурным гребнем, она проползла вдоль шеренги солдат — и так же медленно, с достоинством исчезла в норе.
Солдаты стояли, боясь шелохнуться. Увидеть атнарс — дурная примета, хуже не придумаешь. Тем более сейчас, поздней осенью, когда жизнь замирает и всякая тварь норовит забиться в свою нору.
Самый молодой из солдат отер капли пота со лба.
— Смотри, командир! Атнарс предвещает смерть! Пути не будет, лучше вернуться, пока не поздно!
Орус Танвел сжал кулаки. Это уже почти бунт! Невыполнение приказа! В жизни случается всякое, но солдат должен быть готов умереть в любой момент.
— Вперед, сопляки! Вы солдаты, а не бабы! Слушать старушечьи сказки будете дома, у печки, а теперь — вперед!
Он не хуже своих подчиненных понимал значение приметы. И знал, что возвращаться — поздно. Да и бессмысленно.
Солдаты неохотно повиновались, исподлобья глядя друг на друга. Один за другим, след в след они двинулись вверх по узкой горной тропке. Орус Танвел замыкал шествие. Размеренно шагая, он смотрел на камни под ногами и точно знал в этот миг, что никому из отряда не придется вернуться назад.
Олег ежедневно продолжал свои поиски. Теперь он устраивался в открытом кафе на Арбате, брал чашку кофе и часами смотрел на людей. Кто прогуливается неспешно, кто бежит бегом, с разных сторон слышна иностранная разноязычная речь. Самые разные люди день за днем проходили у него перед глазами — офисные менеджеры и бомжи, испуганные московской суетой провинциалы и стильные московские красавицы, пожилые иностранные туристы в панамках и шортиках и отвязного вида молодежь, играющая на гитарах.
Олег уже почти потерял надежду, когда в один из воскресных дней на многолюдном Арбате он, наконец, увидел знакомое лицо. Молодая женщина, крепко держа за руку ребенка, привычно и ловко двигалась в гуляющей толпе. Она задумчиво рассматривала картины, выставленные на продажу, брала в руки то плюшевого кота, то глиняный колокольчик — и кустарные поделки начинали казаться произведениями искусства.
В первый момент Олег так и застыл на месте. Он очень боялся, что это всего лишь наваждение, морок, плод больного воображения. Наконец, собравшись с силами, он вскочил на ноги и бросился к выходу.
— Молодой человек, а по счету заплатить? — Официант довольно грубо схватил его за рукав. Секунду Олег смотрел на него оцепенелым взглядом, не понимая, чего от него хотят. Наконец, сообразив, кинул на стол купюру и выскочил на улицу.
Неужели потерял? Олег стоял посреди гуляющей толпы, озираясь, и уже готов был заплакать от досады, когда вдруг у киоска с мороженым увидел знакомое лицо и тонкую фигуру. Фу-у, слава богу! Слава всем богам, сколько бы их ни было!
Женщина протянула девочке вафельный рожок, взяла ее за руку, и они медленно пошли в сторону Смоленской площади. Затаив дыхание, Олег шел за ними, стараясь держаться на расстоянии — и в то же время не потерять из виду. Он старался быть незаметным, как в ту ночь, когда проскользнул мимо стражника у дворцовых ворот в Сафате.
Теперь главное — узнать, где она живет.
Виктор Волохов не мог сдержать радостного возбуждения. Скорее бы настал вечер! Снова и снова он рассматривал чудесный подарок Хозяина. Тяжелая ручка из черной пластмассы так удобно ложится на ладони, и лезвие такое длинное и острое! Какая досада, что сегодня придется идти на работу! Ничего, скоро эта постылая служба закончится навсегда — так сказал Хозяин, а значит, так и будет.
Виктор вздохнул и принялся одеваться. Старые брюки, выгоревшая клетчатая рубашка, растоптанные башмаки… Заветный нож, подарок Хозяина, он отложил было в сторону, но потом не выдержал и сунул его в потертый кожаный портфель, в котором обычно носил с собой бутерброды. Не смог расстаться даже ненадолго.
По дороге он, как всегда, шел быстро и по сторонам не смотрел. Придя на работу, бережно пристроил портфель на подоконнике, сел на продавленный диван, вытянув длинные ноги, закинул руки за голову и стал ждать.
Ох уж эти длинные летние сумерки! И часовая стрелка на стареньком будильнике «Слава» будто приросла к циферблату. Окружающие предметы постепенно утратили четкость очертаний, их окутал серый, призрачный туман. Виктор погрузился в забытье — сон и не сон одновременно. Вечер стоял теплый, но ему почему-то стало вдруг очень холодно. Руки и ноги налились каменной тяжестью, не было сил даже шевельнуться.
Потом он услышал, как Хозяин зовет его.
«Делфрей Аттон! Твое время пришло!»
Виктор потянулся на зов всем своим существом — и серая мгла покорно расступилась перед ним. Впереди зажглось ослепительно яркое зеленое пламя, по жилам будто побежал жидкий огонь. Это состояние было ни с чем не сравнимо.
Что было дальше, он не помнит. Только бешеный бег по темным улицам заснувшего города, ночная прохлада, что так славно освежает разгоряченное лицо, тяжесть пластиковой рукоятки заветного ножа в потной ладони… Чьи-то глаза — огромные, умоляющие. И крик. Крик, которого никто не услышал. Потом резкий толчок — и острое, невероятное блаженство.
Когда он пришел в себя, за окном уже светало. Виктор все так же сидел в своей конурке на продавленном диване, а стрелки будильника показывали пять часов. Утра? Вечера? Утра, наверное.
Виктор с трудом поднялся на ватные, непослушные ноги. Прошелся по комнате, оставляя на полу грязные следы. Странно, дождя вроде бы не было, а ботинки заляпаны глиной. И брюки все в каких-то бурых пятнах.
Первым делом он кинулся к портфелю — проверить не пропал ли его драгоценный нож. Нет, слава богу, на месте. Но что это?
Широкое лезвие обильно запятнано кровью. Кровь была совсем свежая, алая, она еще не успела свернуться. А рядом, на полу, валялась дешевая пластмассовая брошка в виде розочки. Виктор аккуратно подобрал ее и спрятал в портфель, в потайное отделение на «молнии».
