Гордые степняки не сдержали гнева:
— Да раньше вы все здесь с голоду передохнете! Сдайтесь, пока не поздно!
Молодой царь Остас дрогнул было, но Жоффрей Лабарт остановил его:
— Это наша земля, и она дает нам пищу.
Когда послы не поверили ему, он повел их на площадь, опустил в колодец малый чугунок — и вытащил его полным похлебки. Густой, наваристой, еще горячей… Послы таких чудес никогда не видели. К тому же запах от чугунка шел такой, что сами они сглатывали слюну. Лабарт щедро угостил их и сказал на прощание:
— Уходите, пока целы. Сохраните свою жизнь и детям, внукам своим закажите: нельзя воевать с нами!
Кочевники сняли осаду в тот же день и ушли в свои степи по ту сторону Сардарского пролива. Они до сих пор устраивают иногда разбойничьи набеги на Каттах, но с Сафатом больше не воевали.
Лет двадцать назад из-за моря на торговых судах в Сафат стали приплывать монахи. Они помогали бедным, ухаживали за больными… А еще проповедовали веру в Единого Бога каждому, кто согласится слушать. Царь Хасилон был тогда в большом горе — он только что потерял жену — и потому стал поддаваться на их вкрадчивые льстивые речи. Грозные и лукавые, хитрые и жестокие боги древности уступили место Единому Божеству, ласковому, милостивому и всепрощающему Отцу всего сущего. Правда, новый бог прощал грешников только после смерти. А при жизни все, кто держался за старую веру, подвергались жестоким преследованиям. Их казнили на рыночной площади в назидание сомневающимся, а имущество забирали в казну. Почему-то многие богатые и влиятельные люди, прежде равнодушные к религии, оказались в их числе. Осужденных привозили на казнь с кляпом во рту, чтобы не смущали народ крамольными речами.
Вот тогда-то Жоффрей Лабарт удалился из дворца. Его влияния на царя оказалось недостаточно для того, чтобы прекратить это позорное действо, уносящее жизни лучших людей страны. Он стал смотрителем храма богини Нам-Гет, что находится высоко в горах.
А вслед за ним ушли в горы и многие другие. Под защитой храма они основали поселение. Они почти не общаются с внешним миром, и народ почитает их как святых.
— А почему тогда их оставили в покое?
— Не все так просто, — старый Тобис нахмурился, — не всякий смертный может добраться до храма Нам-Гет. А вернуться — тем более.
— Значит, старая вера была им так дорога?
— Дело не только в этом. Не забывай, многим пришлось спасать свою жизнь… И совесть тоже. Они не захотели быть ни жертвами, ни палачами, а потому ушли. — Старый Тобис залпом осушил свой стакан и мечтательно добавил: — Ушли, чтобы жить по другим законам.
— А ты почему остался?
Лекарь задумался.
— Не знаю. Я помышлял об этом… И не смог. Здесь, в Сафате, примерно тридцать тысяч жителей. Ну, и еще ближние деревни. Я не мог оставить их без помощи. Хотя… — он сокрушенно покачал головой, — лучше бы мне было уйти тогда.
— А что происходило дальше?
— Жизнь потекла своим чередом. В минуту гнева царь выгнал монахов из страны. Храмы Единого Бога по-прежнему строятся повсеместно, но царь уже не так ревностен к вере. Только твердит все время: «Воля царя есть воля Божья». А при дворе большую власть забрал Хранитель Короны.
— Это тот, который должен был меня допросить?
— Да. Царь Хасилон еще сидит на троне, но страной правит именно он. Это очень хитрый, коварный и опасный человек. Он всегда находит способ добиться своего и устранять неугодных. За эти годы он добрался до самой вершины власти и готов на все, чтобы удержаться там навсегда.
Но подрастал царский сын, принц Орен. Мальчик был красивый — в мать, умный, отважный… Недаром сам Жоффрей Лабарт был его воспитателем. Но главное, — старый Тобис улыбнулся, и лицо его будто осветилось изнутри, — главное, в нем было орето. Вот кто мог бы стать настоящим царем!
— А что такое орето?
— Не знаю, как тебе объяснить… Как известно, все люди несовершенны, и каждый может и должен стремиться к тому, чтобы стать лучше. Одним это удается, другим — нет. Но орето — это такое редкое сочетание мудрости, силы, доброты и отваги, каким только боги могут наградить тех, кого любят. Да, — старый Тобис улыбался своим мыслям, — тогда мы все верили в лучшее.
Но не сбылось. Хранитель Короны подбирался все ближе и ближе, вел с ним долгие беседы, но принц Орен только хмурился и старался держаться от него подальше. В один прекрасный день он заявил, что не желает быть царем палачей и доносчиков, и ушел прочь.
— Куда же?
— Конечно, в горы. Поселок оризов сильно разросся к тому времени.
Первое время царь, конечно, страшно гневался. Но прошло время, он успокоился, постарел… Сына он любил больше всех. И послал гонца с письмом, где говорилось, что он прощает непокорного, возвращает все права на трон и приказывает вернуться. Принц Орен ответил вежливо, но твердо: возвращаться он не намерен, но рад, что отец больше не сердится, и скоро приедет его повидать.
Царь очень радовался, волновался, как мальчик перед свиданием, готовил во дворце торжественную встречу, но принц Орен так и не приехал. Что-то случилось с ним в пути. Говорят, напали разбойники, но я не верю. Все спутники принца были убиты, а он сам бесследно исчез. Тело его так и не нашли.
С тех пор дела пошли прахом. Царь Хасилон затеял Большую Войну с королем Каттаха — и проиграл. Хранитель Короны давно уже правит Сафатом вместо него. Министры и придворные превратились в шайку казнокрадов, а царские стражники, опора престола, теперь мало чем отличаются от разбойников с большой дороги. И это еще что! Царь очень болен, и жить ему осталось совсем недолго. А Хранитель Короны уже присмотрел подходящего преемника.
Олег молчал. Параллельный это мир или перпендикулярный, но все проблемы те же самые, что и везде.
А старый Тобис продолжал:
— Жоффрей Лабарт удалился от мира двадцать лет назад, и заставить его снова появиться во дворце могли только чрезвычайные обстоятельства. Думаю, он пытался предостеречь царя от гибельного шага, и совершенно напрасно. Хранитель Короны все же сумел добиться своего. Я не знаю, как он это сделал… Но кажется, догадываюсь. Царем скоро станет Фаррах. Он уже сколачивает отряд Верных Воинов, преданных ему беспрекословно. И скоро мы все почувствуем новый порядок на своей шкуре.
— Если все так, как ты говоришь, может быть, стране действительно нужна твердая власть?
Лекарь сдвинул брови и сурово сказал:
— Если ты надеешься, что солдаты, получив право хватать, сажать в тюрьму, пытать и казнить неугодных, ограничатся только врагами общества и государства, ты воистину глуп, чужак. У всех есть свои собственные враги.
Он долго сосредоточенно молчал, глядя в одну точку. Олегу показалось даже, что у него в глазах стоят слезы. Наконец, лекарь овладел собой и заговорил вновь:
