— А теперь и мы пойдем, девочка, — сказал он вслух.
Сначала из глаз Хадижат брызнули слезы, а потом она затряслась в рыданиях, прижавшись к его плечу.
Он не останавливал ее и ничего не говорил. Он давал горю выплеснуться из ее совсем еще юной души.
— Иди один, — выдавила она, — я не выполнила свою миссию. На моем теле спрятаны двенадцать тротиловых шашек. Я останусь здесь и завершу начатое.
— Сколько тебе лет? — Он гладил ее по голове.
— Шестнадцать!
— Твоя миссия впереди, Хадижат! Я скажу, в чем она, — любить и быть любимой. Вот в чем твоя миссия. Выйти замуж и родить детей! Это тоже твоя миссия. Те, кто послал тебя на это черное дело, посмеиваются, пересчитывая деньги. Ты должна была взорвать бомбу в воздухе?
— Да, но сначала я испугалась, а потом ты заговорил со мной. Как тебя зовут?
— Борис.
— Иди, Борис. Я останусь здесь. Все равно мне не дадут выйти. Там все оцеплено полицией, и наверняка снайперы держат самолет под прицелом.
— Мы пойдем вместе, русские своих не бросают, — улыбнулся он, — я пойду первым, ты за мной. След в след.
— Не стреляйте, мы сдаемся. — Он нес в руках белый платок. Девушка шла за ним по взлетной полосе, опустив голову.
Перед ним еще раз мелькнул ее растерянный взгляд, когда ее под руки сажали в полицейский «джип».
— Не бойся, Хадижат, я не брошу тебя! Слышишь? Я буду с тобой, Хадижат! — прокричал он, но полицейская машина, включив сирену, уже неслась по улицам Стамбула.
Четыре килограмма
Машина проехала последний блокпост. Здесь дорога разбегалась на две колеи. Если ехать прямо, то попадешь в аэропорт «Северный», а налево путь лежал к военному городку, где находился отдельный медико-санитарный батальон, а попросту — военный госпиталь. Перед городком в небольших палатках бойкие девушки-чеченки торговали товарами первой необходимости. Как то: продуктами, мыльно-рыльными принадлежностями, тапочками и мягкими игрушками. Именно здесь Никита покупал подарок для дочки. Веселая, забавная обезьянка пела песни, притопывая правой ногой и поднося ко рту маленький пластмассовый микрофон.
Машина развернулась на небольшом пятачке.
— Все, Никитос, прибыли, — Володя Манохин устало смотрел на Никиту, — спрыгивай. Я тебя тут подожду.
И Володя достал из камуфлированной куртки пачку сигарет «ЛД».
— Только автомат в кабине оставь. С ним в госпиталь не пустят.
Никита, вздохнув, спрыгнул с подножки «Урала» и, сняв разгрузку, положил ее и автомат с деревянным прикладом на пассажирское сиденье автомобиля. А как все хорошо начиналось!
Никита любил ходить по рынку в Моздоке. Военных здесь баловали. Женщинам, торгующим на рынке, нравились люди в камуфляжах. Они почти не торговались и делали дорогие покупки. Времени, как правило, у этих парней было в обрез. И они сметали с прилавков почти все товары.
Здесь можно было купить батарейки для фонарика и спутниковую антенну, телевизор и стиральную машину, гвозди и шурупы, видеокассеты и бритву. Немного поодаль торговали продуктами питания и фруктами, можно было найти свежую или соленую рыбу, колбасу и кофе.
Два ряда женщин-кореянок предлагали приобрести корейские закуски: капусту и морковь, рыбу и свиные ушки, говяжью требуху и грибы со спаржей. И обязательно попробовать. Обязательно.
Но больше всего Никите нравилось ходить по рядам с фруктами. Особенно привлекали его мандарины. Они были большими, оранжевыми и очень пахучими. Настоящие абхазские мандарины. Их продавали всегда в деревянных ящиках, переложенных свежим сеном.
Мандарины пахли Новым годом и дальней дорогой. Когда Никита был маленьким и с надеждой заглядывал под елку в новогоднюю ночь, он обязательно находил там пакетик зеленых кислых мандаринов. Чистил и ел их всегда с благоговением. Ведь они были обязательным атрибутом новогодних каникул. Чем-то по-настоящему волшебным и удивительным. Никите всегда нравилось воображать, как растут эти диковинные фрукты. Растут они, конечно, на больших развесистых деревьях. Чтобы вырастить их, старик-абхазец с соломенными усами ухаживает за ними. Он поливает твердую коричневую землю, подрезает ветки, совсем как его, Никитин, дедушка у них на даче. А потом улыбчивые девушки в разноцветных платках, повязанных на кавказский манер, не как у нас, с песнями снимают мандарины с веток и кладут в плетеные корзины.
Поезда, а может быть, и самолеты везут мандарины в больших деревянных ящиках, чтобы потом маленькие мальчики и девочки с удивлением и трепетом находили их у себя под елкой или на блюде новогоднего стола и ели мандаринные дольки, иногда поднимая их над головой и любуясь, как солнечные лучики играют в чехарду с оранжевой мякотью.
Больше всего досаждали омоновцам стайки цыганят. Они всюду шлялись за военными и клянчили деньги. «Будулай, дай милочь. На хлебушек не хватает», — просили они. Приходилось раскошеливаться, а то не отстанут. Взрослые цыганки подходить к заросшим бородами парням боялись. Однажды молоденькая симпатичная цыганочка неосмотрительно подошла к «Уралу» с омоновцами и попросила денежку.
— Чего не работаешь, красота? — спросил у нее Андрей Коробов, по кличке Титаник.
— Да нет работы, Будулай! Детишек семеро по лавкам. Кормить нечем.
— Работы нету? — Андрей крепко схватил ее за руку. — Залезай в кузов, щас много гульденов заработаешь!
Цыганка тогда еле вырвалась из цепких рук Титаника. И больше ее никто не видел возле военных. Да и другие ее товарки боялись подходить к безбашенным парням. Даже гадать.
Никита смотрел на ящики с мандаринами, и детские воспоминания будоражили его душу.
— Чего смотришь, капитан? Айда, покупай, — на Никиту весело смотрел молоденький осетин, — только вчера с ветки.
— Ну, ладно. Давай пару кило.
— Зачем пару, дорогой? Бери сразу пять. Мандарины — высший сорт.
— Да нет. Пять многовато будет.
— Зачем многовато? С друзьями туда-сюда покушаете, вот и все. Еще прибежишь. Скажешь: зачем так мало купил.
— А, ладно, — махнул рукой Никита, — давай четыре.
И вправду ребят угощу. Мандарины все любят.
Молодой осетин ловко набрал плоды в полиэтиленовый пакет и, как жонглер, стоя на одной ноге, взвесил их безменом.
— Четыре с хвостиком, — весело проговорил он и тут же добавил: — Хвостик в подарок, — и лихо подмигнул проходящей мимо симпатичной девушке.
Всю дорогу от Моздока до Грозного Никита ел мандарины.
В просторной кабине «Урала» он положил пакет между Володей Манохиным, который вел машину, и собой.
