Размолодин побежал докладывать командиру о случившемся, и вскоре незадачливый провожатый был отправлен с ближайшего блокпоста попутной машиной на родную сторонку.
Сам Размолодин ехал в свою первую командировку, поэтому в Моздоке к нему подошел Лямин.
— Серега, здесь самое опасное — это передвижения, — сказал он взводному, — посему давай-ка глюкнем по лампадочке. Уж это я по себе знаю. Опыт прежних командировок, так сказать. Выпьешь — глядишь, а страх-то и улетучился. Наш девиз знаешь? Не знаешь?! Крепкий сон, зверский аппетит и лютая ненависть к труду!
Размолодин глюкнул с Трофимом. Но что русскому хорошо, то немцу смерть. Если Лямин чувствовал себя довольно бодро, то Серега с белым чаем переборщил. Все два часа езды он провел перегнувшись через борт грузовика и обильно поливая обочину дороги блевотиной. Страшно ему не было — это точно, но назвать его поездку приятной язык не поворачивался. В Грозный он приехал с кожей синюшно-фиолетового цвета: ему личный состав рассредоточивать, а он лыка не вяжет. Командир отряда подполковник Уткин, оглядев взводного и передернув плечами, поманил к себе Лямина.
— Лямин, пока не оклемается лейтенант, бери его взвод и занимайся.
— Товарищ подполковник, у меня другие обязанности, — не согласился Трофим.
— У тебя же многолетний опыт, — хитро сощурив свои монгольские глаза, продолжал Уткин, — а у нас в отряде взаимозаменяемость должна быть. Вот убьют Размолодина в бою — ты его взводом командовать станешь. Убьют тебя — наоборот сделаем. У меня офицеров не так уж и много.
Вот такие шуточки были у подполковника Уткина. Провожая в дорогу личный состав на грузовике, он не желал счастливого пути и не крестил машину вслед. Нет. Он говорил так: «Неси вас хрен».
Уткин был очень хозяйственным, а поэтому дал Сергею задачу: купить в Моздоке трех поросят.
— Еды много остается, выбрасывать жалко! Только покупай девок, кабанят кастрировать надо, после чего они долго болеют. Бери совсем маленьких и скажи старшине, чтоб загончик приготовил, корытце туда и соломы побольше.
Сергей выполнил приказание, как и положено, — точно и в срок.
Поросята были как ручные собачки: через неделю они перестали бояться людей, еще через неделю они разгуливали по всему ПВД, и только когда старшина бил по корыту черенком от лопаты, стремглав бежали обедать в свой загон, на стене которого проволокой было прикручено объявление, сделанное на компьютере: «Внимание! Боевые свиньи Мобильного отряда МВД России! Ближе трех метров не подходить, с рук не кормить — опасно! Просмотр для детей — 5 рублей, для взрослых — 10 рублей, для омоновцев — бесплатно!»
Подполковник Уткин, улыбнувшись, оценив шутку юмора, сказал старшине:
— Почаще солому им меняй, пищу делай жидкую, а изредка кидай им красный кирпич — им зубы надо точить. — Откуда он все знал, этот Уткин?
Однажды ночью Сергей ворочался и долго не мог уснуть. В загончике визжали поросята.
«Им тоже не спится, может, погода переменится?» — подумал Сергей и скоро заснул.
Но наутро он понял, почему ночью визжали поросята. Бойцы вокруг надрывали животы, смеялся даже Виталик Фокин по кличке Памятник, который и улыбался-то раз в год. Все поросята были разукрашены зеленкой в камуфлированные пятна, на боку у каждого значились бортовые номера: 343, 344, 345, а во лбу у всех сияла нарисованная красным фломастером пятиконечная звезда.
Сергей проснулся в палатке от странного звука: будто где-то звучал телефонный зуммер. Он огляделся по сторонам и увидел в углу палатки фигуру, сидящую в позе лотоса. Вокруг были расставлены зажженные свечи.
— Дневальный! — крикнул Сергей в темноту. Из сумрака вынырнул прапорщик Андрей Гаркушин.
— Туточки я, товарищ капитан.
— Что это? — И Сергей указал дрожащей рукой на фигуру в углу палатки.
— А-а-а, это Леха Колдун. Медитирует.
— Какой колдун?
— Да это Боякова так ребята прозвали. Он почти каждую ночь в дзен уходит. Только раньше он из палатки выходил, а теперь холодно стало, вот он в палатке и… А что?
— Да ничего. Гаркушин, сделай-ка мне кофейку! Что-то у меня сон совсем убежал. Пойду посты проверю.
И Сергей, взяв из пирамиды автомат, пошел к выходу. Проходя мимо Боякова, он сказал:
— Леха, прекращай свои опыты, а то дураком кого-нибудь сделаешь!
Но Леха Бояков только улыбнулся краешками глаз.
На следующий день, когда автомобиль Липецкого ОМОНа возвращался из Ханкалы, он был подорван на фугасе. Видимо, подрывник попался неопытный: он нажал на гашетку, когда машина не доехала десять метров до заряда. Все осколки прошли вдоль борта. Толком не задело никого, но контужены были все. Капитан Волохов, сидевший в кабине, за одну секунду вспомнил всю свою жизнь, а фугасные осколки веером разложились вокруг него. Когда омоновцы прибыли на место подрыва, отделение во главе с Волоховым заняло круговую оборону и отстреливалось от боевиков. У обочины дороги Сергей услышал тихое всхлипывание. Он осторожно подполз к краю дороги и заглянул вниз. На земле в канаве сидел молоденький водитель-контрактник Вася, прикомандированный к отряду из Старопромысловской военной комендатуры.
— В чем дело, военный? — тихо спросил его Сергей. Вася поднял на Сергея заплаканное лицо.
— Патроны кончились, товарищ капитан.
— Не плачь, держи! — И Сергей кинул ему рожок, до отказа забитый патронами калибра 5,45. — В следующий раз короткими очередями бей. А то они тебя тепленьким возьмут, — сказал ему Сергей и вспомнил свой первый бой.
Вова Манохин
На оперативном совещании, которое состоялось этим же вечером, подполковник Уткин ударил кулаком по столу
— Так дальше продолжаться не может, — сказал он, — за этой дорогой проследить на сто процентов нельзя. Семенов, подготовь наши «Жигули», завтра с тобой поедем искать объездные пути.
«Жигули» седьмой модели белого цвета с тонированными стеклами и ингушскими номерами достались липчанам от предыдущей смены. На вопрос «Где взяли?» омоновцы отвечали просто: «Проводили зачистку, ничья оказалась, пришлось забрать».
И, надо вам заметить, выручала она омоновцев не один раз.
На следующее утро семерка выехала на задание. Впереди, рядом с водителем Володей Манохиным, сидел Уткин. На заднем сиденье расположился Сергей. Володя Манохин имел цыганские глаза, черную бороду с проседью и смуглую кожу. Ему бы еще серьгу в ухо — вылитый конокрад! На многих блокпостах его принимали за чеченца и требовали документы. Володя выходил из машины и на чистом русском языке говорил:
— Парни, как же вы меня достали! Да свой я, русский! — и в доказательство осенял себя животворящим крестным знамением.
