В реальной жизни звуки и удары редко следуют один за другим, но вы легко вспомните массу примеров, когда две вещи ассоциируются друг с другом. Например, в детстве я каждое утро ходила в школу пешком. Чтобы добраться до нее, мне нужно было пройти по довольно спокойной улице. В первые несколько месяцев моей школьной жизни путешествие проходило без особых приключений. Но в одно «прекрасное» утро я столкнулась со страшного вида собакой. Она бешено лаяла, сверкая острыми зубами и разбрызгивая слюну. Поскольку я была маленькой девочкой, собака показалась мне громадной. Я окаменела. Та же самая цепь событий происходила в последующие несколько дней. В конце концов уже на подходе к той улице я начинала потеть, а сердце просто выскакивало из груди, независимо от того, видела я в тот день собаку или нет.
Через несколько недель собака исчезла. Может быть, хозяева решили держать ее в доме, а может, на нее напал еще более огромный и страшный зверь. Не знаю. Но, когда две недели прошли без всяких встреч с ней, я уже не трепетала, приближаясь к этой улице. Мое дыхание не становилось тяжелым и пульс не учащался в ту минуту, когда я выходила на когда-то столь пугающую меня улицу. Такой процесс психологи называют «угасанием страха». Человек постепенно понимает, что стимул, который раньше предсказывал неприятные последствия, уже стал нейтральным.
Ученые Нью-Йоркского университета Элизабет Фелпс и Джо Леду в серии экспериментов показали, что крючковидная передняя поясная кора головного мозга вместе с другими частями середины передней предлобной коры отвечает за подавление реакции страха, которую порождает мозжечковая миндалина
[273]. Амигдала необходима для формирования реакций страха на условные стимулы (например, звук или, как в моем случае, улица) в соответствии с выученными ассоциациями (звук = удар, улица = собака). Когда стимул уже не представляет собой верный признак опасности, реакция страха отключается, и главную роль в этом процессе играет крючковидная передняя поясная кора. Если бы у нас не было механизма, который гасит страх, когда тот становится необоснованным, мы бы, наверное, нервно оглядывались все двадцать четыре часа в сутки.
Но мы так не делаем. Большинство людей весело шагают по улице, а когда сталкиваются с тревожными событиями, часто прилагают сознательные усилия, чтобы успокоиться. Представьте, что вы летите на самолете и вдруг начинает трясти. Ваша мозжечковая миндалина стремительно включается в дело, вы начинаете истекать потом, а потом говорите себе: «Это просто турбулентность. Я попадал в нее много раз, но ничего не случалось. Сейчас опущу кресло, лягу и буду наслаждаться “скачкой”». То, что вы делаете, – это управление своими эмоциями. Ваша передняя предлобная кора подавляет реакцию мозжечковой миндалины, и сердечный ритм стабилизируется. Существует много способов контролировать собственные эмоции. Мы можем сдерживать одни мысли и вызывать другие (например, думать о приятном событии, чтобы публично не заплакать после неприятной встречи), концентрироваться на определенных сторонах ситуации или позитивно переформатировать обстоятельства, как это сделал Мэтт, когда оказался в инвалидном кресле.
Искаженное восприятие
Управляя собственными эмоциями, пересматривая отношение к разным событиям и подавляя страх, мы изменяем свой взгляд на мир. Не меняется ли в этом случае и наше зрительное восприятие того, что нас окружает? Следует ли буквально понимать выражение «видеть мир через розовые очки»?
Рассмотрим иллюзию миража, то есть ложное чувство, что видишь воду в пустыне. В опубликованной в 2001 году статье говорится, что нет необходимости находиться в пустыне, чтобы жажда изменила ваше восприятие
[274]. Когда люди постоянно хотят пить, они более склонны усматривать прозрачность (качество, которое ассоциируется с водой) в неоднозначных визуальных объектах, чем те, у кого все в порядке. Непреодолимая жажда, вероятно, отражалась на восприятии окружающего пространства участниками эксперимента, и они видели жидкость там, где ее не было. Возьмем другой пример – тенденцию ошибочно «узнавать» любимого человека в толпе, особенно тогда, когда очень хочется его или ее встретить. Желания влияют на зрительное восприятие таким образом, чтобы оно соответствовало нашим целям, обманом заставляя видеть воду, когда нас мучает жажда, и любимого, когда мы чувствуем себя одиноко.
В креативном и несколько выходящем за рамки приличий эксперименте ученые Эмили Балсетис и Дэвид Даннинг показали, что изменять восприятие могут наши желания
[275]. Они попросили студенток одеться как Кармен Миранда. Эта бразильская певица и актриса 1940–1950-х годов была известна своими экстравагантными костюмами в народном стиле, в которые входили шляпы, украшенные разными тропическими фруктами. Обычно она носила такие своеобразные шляпы в кинофильмах и разных бродвейских шоу, в основном мюзиклах. Студентки должны были пройти через двор университетского городка туда и обратно (111 метров в каждом направлении) одетыми в юбку из травы, бюстгальтер из кокосов и шляпу с пластиковыми фруктами. Сценарий легко мог быть взят из известного ночного кошмара. Он вам знаком: вы голая стоите перед сверстниками, которые полностью одеты и смотрят на вас, не веря собственным глазам. Правда, участницы были не совсем голыми, их плоть прикрывали кокосовые лифчики, травяные юбки и фруктовые шляпы. По мне, так никакой разницы. Поразительно, но исследователи смогли найти 32 студентки, которые вызвались (да, вызвались!) принять участие в сумасшедшем проекте в обмен на… нет, не на несколько тысяч долларов, а просто на зачет по предмету.
Прежде чем отправить студенток публично ставить себя в неловкое положение, исследователи сказали половине группы, что они, если хотят, могут выбрать другое задание. Затем те участницы подписали документ под названием «Свобода выбора». Их обозначили как «группу максимального выбора», они сами выбрали себе задачу. Второй половине участниц сказали, что экспериментатор выбрал для них задачу из нескольких вариантов. Они подписали документ под названием «Выбор экспериментатора» и стали «группой минимального выбора».
Обе группы прогулялись по двору туда и обратно в вышеупомянутом одеянии. Потом всем участницам задали элементарный вопрос: «Какое расстояние вы прошли?» Как я упоминала, длина двора составляла 111 метров. Пройдя это расстояние в лифчиках из кокосов и шляпах из пластиковых фруктов, студентки восприняли его так, как желало их сердце, – они заметно недооценили длину двора. Участницы из второй группы предположили, что длина двора составляет примерно 55 метров, девушкам из «группы максимального выбора» двор показался еще короче: в среднем они оценили расстояние всего в 33 метра.
