– Ой, бывает, и бурлит – сам слышал! – крикнули из толпы. Тут и там послышались неуверенные смешки. Встрепанная женщина поглядела на проповедника, на Тома, поднялась с колен и неуверенно потянула свои драгоценности обратно.
Проповедник крепче сжал потную ладонь на золотом браслете, а другую грозным жестом простер к Мэри Джейн.
– Как смеешь ты, жалкая распустеха… – он брезгливо ткнул пальцем в рассыпавшиеся волосы Мэри Джейн, – …сосуд греха, насмехаться над тем, кто возглашает слово Господне! Да знаешь ли ты, что еще третьего дня я был в доме лавочника на Чичестер-сквер и лечил его, читая «Отче наш» сперва в рот ему, потом в нос, потом в оба уха, а после в живот и подмышечные впадины, и выслушав меня, почувствовал тот лавочник полное восстановление сил, и поднялся, и возблагодарил Господа и меня, смиренного слугу его…
– А вчера помер, – разбивая торжественность его тона, равнодушно обронила Мэри Джейн. – Схоронили, и все им нажитое дымом пошло, для бережения от заразы. А то, чем он тебя возблагодарил, – так ты, господин хороший, уж сам решай, «Отче наш» над ним читать или все-таки в огне прокалить надежнее будет.
Рука проповедника невольно дернулась к карману его одеяния, и он воровато покосился на погашенные кострища.
– А ну расходитесь! – громко и властно скомандовала Мэри Джейн, для подкрепления своих слов толкая мужиков обеими руками в грудь, а мальчишкам отвешивая хлесткие подзатыльники.
Занавески на дверце черной кареты медленно раздвинулись, изнутри выглянула дама в черном. С украшенной черными же перьями широкополой шляпы на лицо спускалась вуаль, словно у вдовы – такая густая и плотная, что лица вовсе не разглядеть.
– Почему столь юная особа позволяет себе поучать людей старше и опытней ее? – тихим, странно шелестящим голосом спросила дама.
В толпе смущенно захихикали, а здоровяк Том гулким басом пророкотал:
– Так то ж Мэри Джейн, миледи! Знахарка она, значится, дочка покойной знахарки Анны, да и бабка у ней тож ведающей женщиной была – тридцать лет назад, в прошлую чуму, многих выходила, и дочь с внучками обучила. Да Мэри Джейн, почитай, с самого начала чумного мора по домам за недужными ухаживает, небось и сейчас идет…
– Ее вон в тот дом, где пекарня, позвали! – выкрикнул из толпы мальчишеский голос.
– Меня тут все знают! – упирая руки в бока и подаваясь вперед, словно рассчитывая взглядом вспороть плотную вуаль, объявила Мэри Джейн. – А вот ты кто такая будешь, почтенная леди?
– Не поднимай голос на добрую даму, что подарила нам аж три священных алтаря, пред которыми мы собирались, вознося моления к Господу! – прикрикнул проповедник.
– Аж три? – Мэри Джейн вдруг недобро прищурила глаза, все внимательней глядя на даму в карете. – И зачем же вам столько, служитель Божий? Уж не сожгли ли первый да второй люди лорд-мэра Лоуренса, и не потому ли, что все, кого ты вокруг собрал, перемерли от чумной заразы, а? – голос Мэри Джейн вдруг стал ледяным, как вода в Темзе зимой. – Но добрая леди каждый раз дарит новый… Поистине добрая леди! Сделай милость, покажи нам свое лицо, благодетельница! – и Мэри Джейн протянула руку, будто намереваясь сорвать вуаль со шляпки дамы.
Бледный конь в шестерной запряжке вдруг яростно заржал и рванулся, заставляя всю карету сильно качнуться, откатываясь в сторону. И тут же проповедник с силой ударил Мэри Джейн по протянутой руке:
– Куда тянешь грязные пальцы, наглая простолюдинка!
– Я-то руки мою, а вот тебе, Божий человек, под ногтями бы почистить не мешало! – прижимая ушибленную руку, отбрила неугомонная Мэри Джейн. – А то у тебя там, сдается, вся чума Лондона прячется!
– Поверь мне, девочка, чума прячется совсем не там! – опуская шторки на окошке кареты, негромко прошелестела дама в черном.
Мэри Джейн громко фыркнула и повернулась к жадно наблюдающей за развитием событий толпе:
– Вы до сих пор здесь? Сказано же было, расходитесь! Да прежде чем в дом войти, одежу над кострами прожарьте, серой на огонь посыпьте и окуритесь хорошенько! – и она коротко кивнула Лисбет.
Девочка ответила таким же привычным кивком – раздавать пакетики с серой всегда было ее заботой – и запустила руку в корзину. Вместо провощенной бумаги пальцы коснулись чего-то гладкого, шерстяного… Мелкие коготки пробежались по ладони… С истошным визгом Лисбет отшвырнула корзину прочь… На манжете девочки раскачивалась толстая черная крыса!
Корзина закачалась на мостовой – и через плетеный бортик под ноги вопящим лондонцам хлынул поток крыс.
– А права была добрая леди – вот где чума прячется! – перекрывая панические вопли, яростно заорал проповедник. – Ибо ведомо, что черная зараза от черного колдовства проистекает! По больным ходишь? – наступая на Мэри Джейн, точно давешняя крыса, выкрикивал он. – Не иначе как вещи из зачумленных домов здоровым подкидываешь, в угоду хозяину своему – Диаволу! Сама-то здоровая! Да она… Ведьма!
– Верно! – вдруг взвился над толпой истерический женский вопль. – Сколько народу на руках-то у нее перемерло, а мы и не догадывались, пока не обличил ведьму проклятую служитель Божий!
– Вы что, люди! – Мэри Джейн даже попятилась – Лисбет впервые видела, как растерялась ее обычно решительная сестра. – Забыли, скольких я выходила!
– А может, не выходила вовсе, может, увернулись они просто от твоих черных чар! – вдруг рявкнул здоровяк Том.
– Живыми-то при тебе единицы остались, а померли десятки!
– Так ведь чума! – пятясь еще больше, беспомощно крикнула Мэри Джейн, но ничего не слышащая толпа качнулась за ней – над головами взметнулись палки, орущие мальчишки уже выламывали камни из мостовой.
Нет, сестра у нее все-таки оглашенная, покрутила головой Лисбет. Нашла когда спорить!
– Сжечь ведьм… – заорала какая-то старуха и тут же захлебнулся воплем, забулькала, отплевываясь – подхватив опустевшую корзину, Лисбет нахлобучила ее крикунье на голову. Схватила сестру и, точно как давеча сама Мэри Джейн, поволокла за собой.
– Держи ведьм проклятых! – заорал проповедник. За спинами девушек тут же забухало, тяжело и гулко – топот подкованных сапог, стук деревянных башмаков в булыжники мостовой. Но Лисбет казалось, что за ними вновь бегут крысы. Девочка вильнула, уворачиваясь от пущенного вслед камня. Но тут камни полетели густо, булыжник угодил Мэри Джейн в спину. Глухо вскрикнув, сестра упала. Сзади раздался торжествующий вопль. Лисбет кинулась к запертым дверям пекарни и замолотила кулаками в твердый мореный дуб.
– Откройте! Ради Господа, откройте, помогите!
– Попалась, ведьма! – бегущий первым проповедник ухватил Мэри Джейн за волосы…
Внутри пекарни лязгнул засов… Коротко взвизгнув, Лисбет отскочила от распахнувшейся двери. Огромный, похожий на призрак старик с длинными нечесаными волосами и в грязной рубахе до пят вывалился из двери. Свет заходящего солнца упал на его лицо, освещая налитые темным гноем круглые чумные бубоны на голой шее. Истерически вопя от ужаса, толпа колыхнулась назад. Хрипло дыша и с трудом подволакивая ноги, старик проковылял к оцепеневшему проповеднику и вынул волосы Мэри Джейн из его пальцев. Шипя, как ошпаренный кот, и держа руку, к которой прикоснулся чумной, на весу, будто мечтая оторвать ее и выкинуть прочь, проповедник отскочил в сторону. Старик молча подхватил Мэри Джейн под мышки и толкнул в темный проем двери. Лисбет змейкой нырнула следом. На пороге старик оглянулся, обводя затихшую толпу грозным взглядом из-под кустистых бровей, и рыкнул:
