Как и большинству людей, жизнь дала Эрике несколько однобокое образование. Эрика ходила в школу. Прошла разнообразные курсы усовершенствования, работала в разных организациях на разных должностях и усвоила те или иные навыки, приобрела соответствующую профессиональную квалификацию.
Но теперь Эрика приступила к своему второму образованию. Она решила получить эмоциональное образование – она хотела узнать, как и что чувствовать. Это второе образование не было похоже на первое. При получении первого образования информация, которой надо было овладеть, поступала в голову прямо, при ясном свете дня. Были учителя, объяснявшие подлежащий усвоению материал, а потом была домашняя работа над ним.
При получении второго образования не было никаких учебных программ и материала, подлежащего обязательному усвоению. Эрика просто находила вещи, доставлявшие ей радость, и их изучение становилось побочным продуктом поиска удовольствий. Информация приходила к ней не прямо, а словно проникала в дом ее разума сквозь трещинки в оконном стекле, сквозь щели в досках пола и вентиляционные отверстия.
Эрика читала «Разум и чувства», «Солдат всегда солдат»
[142] и «Анну Каренину», жила жизнью героев, проникалась их мыслями и чувствами, открывала для себя новые оттенки эмоций. Романы, поэмы, живописные полотна и симфонии не имели непосредственного отношения к ее жизни. Никому не пришло в голову написать поэму о бывшем генеральном директоре. Но для Эрики важнее были эмоциональные образы, отраженные в этих произведениях.
Философ Роджер Скрутон в своей книге «Счет культуры» пишет
:
Читатель «Прелюдии» Вордсворта учится оживлять мир одними лишь своими чистыми надеждами; человек, созерцающий «Ночной дозор» Рембрандта, учится гордости за свою принадлежность к войску и проникается тихой печалью гражданственности; слушатель моцартовской симфонии «Юпитер» оказывается у шлюза, открывающего путь потоку животворящей радости; читатель Пруста попадает в чарующий мир детства и вспоминает бесхитростные пророчества тягот взрослой жизни, высказанные уже в ту радостную пору.
Даже в своем немолодом уже возрасте Эрика смогла научиться новому восприятию жизни. Путешествие в Нью-Йорк, Китай или Африку позволяет по-разному увидеть мир; так и проникновение в мир романиста внушает новый подсознательный взгляд на окружающее.
Методом проб и ошибок Эрика осознала свои собственные вкусы. Раньше она думала, что любит импрессионистов, но теперь они оставляли ее равнодушной. Может быть, она слишком хорошо их знала? Зато теперь ее зачаровывали цветовая гамма флорентийского Возрождения и простые умные лица портретов Рембрандта. Каждая картина по-своему настраивала чудесный многострунный инструмент – сознание Эрики. Она испытывала истинное наслаждение, когда, стоя перед картиной, инсталляцией или читая роман, начинала вдруг чувствовать сердцебиение от внутреннего восторга. Читая Троллопа
[143], она ощущала источаемые его романами эмоции всем своим телом, живо разделяя чувства и ощущения писателя. «Я живу не в заскорузлой раковине», – писал Уолт Уитмен о своем теле, и теперь Эрика всем своим существом понимала, что он хотел этим сказать.
Эмоциональная разведка
Опыт Эрики – это микрокосм всех пережитых ею чувств и ощущений, о которых было рассказано в нашей истории. Смотреть и слушать – тяжкий творческий процесс, а не пассивное впитывание.
Когда вы слушаете музыкальную пьесу, звуковые волны, распространяясь в воздухе со скоростью больше трехсот метров в секунду, рано или поздно достигают ваших барабанных перепонок. Возникшая при этом вибрация через цепочку крошечных косточек передается к ушной улитке, а там образуются электрические разряды, распространяющиеся по мозгу. Возможно, что вы ничего не смыслите в теории музыки, но всю свою жизнь – начиная с того времени, когда вас тихо качали в такт колыбельной песне, – вы подсознательно создавали в мозгу модель того, как работает музыка, как она действует. Вы учились улавливать интервалы и мелодии, предвосхищать следующие ноты.
Слушание музыки предрасполагает к сложным расчетам будущего. Если последние несколько нот прозвучали в последовательности Y, то велика вероятность того, что следующие ноты будут построены в последовательности Z. Джона Лерер в своей книге «Пруст был нейрофизиологом» пишет
:
В человеческой природе изначально заложена способность распознавать ноты, но только воспитание учит нас слышать музыку. Все творения человеческой музыкальной культуры, от трехминутной популярной песни до пятичасовой оперы Вагнера, учат нас предвосхищать музыкальный рисунок, который со временем прочно запечатлевается в нашем мозгу.
Если развитие музыкальной пьесы соответствует нашим внутренним ожиданиям, мы ощущаем прилив успокаивающего удовольствия. Некоторые ученые считают
, что чем быстрее человек обрабатывает поступающую информацию, тем больше удовольствия он от нее получает. Если песня, рассказ или аргумент в споре согласуется с внутренними моделями нашего мозга, то это совпадение вызывает у нас теплое чувство счастья.
Однако мозг существует также в постоянном борении знакомого и нового. Мозг следит за происходящими изменениями и приходит в восторг, когда понимает новую, неожиданную информацию. Поэтому нас так привлекает музыка, которая увлекает наши ожидания, а затем мягко, шутя, опровергает их. Как замечает Дэниел Левитин
, первые две ноты песни «Над радугой»
[144] сразу захватывают этим потрясающе резким скачком в октаву, а затем мелодия течет по более спокойному, умиротворяющему руслу. В книге «Эмоции и смысл музыки» Леонард Мейер показывает
, как Бетховен сначала устанавливал отчетливый ритмический и гармонический рисунок, а затем начинал манипулировать им, ни разу не повторяясь. Жизнь – это перемены, а счастливая жизнь – это последовательность нежных, бодрящих изменений мелодии.
Созерцание произведений живописи – похожий процесс. Сначала полотно воссоздается в мозгу. Для этого каждый глаз производит последовательность быстрых скачкообразных (так называемых саккадических) движений, «сканируя» картину. Изображения, полученные каждым глазом, сопоставляются и объединяются в мозге, создавая единый цельный образ. В образе есть участки, недоступные мозгу, так как в середине зрительного поля каждого глаза имеется слепое пятно – в том месте, где зрительный нерв соединяется с сетчаткой. Но мозг заполняет эти участки собственными прогнозами.
Одновременно разум анализирует этот образ, примеряет на него свои концепции. Например, он вменяет ему определенную цветовую гамму. В зависимости от освещенности и множества других факторов длина волн света, отраженного от того или иного участка полотна, может варьировать в широких пределах, но мозг, пользуясь своими внутренними моделями, создает впечатление постоянства цвета
. Если бы мозг не обладал такой способностью, то мир вокруг нас превратился бы в невообразимый цветовой хаос и нам было бы трудно судить об окружающей нас обстановке.