Гарольд обнаружил также, что самым высоким статусом в Вашингтоне обладают люди, которые изучают темы, связанные с оружием и банками. Люди, пишущие о войне, бюджете и мировых финансах, воспринимаются как титаны, а человека, который пишет о семейной политике, дошкольном воспитании и местном самоуправлении, третируют, словно неуклюжего «ботаника» на студенческой попойке. Попробуйте поймать в коридоре и отвести в сторону сенатора, чтобы поговорить с ним о важности материнского воспитания в деле развития гармоничной личности, – и сенатор выслушает вас с высокомерной снисходительностью, словно вы просите денег на организацию экспериментальной фермы, где будете заниматься трудотерапией подростков, оставшихся без попечения родителей. Потом он отойдет от вас и пойдет разговаривать о действительно важных вещах – новом законе о налогах или оборонном контракте.
При этом политики сами по себе – в высшей степени общественные животные. Они пробились наверх благодаря своей высокой эмоциональной чувствительности, но, занимаясь политикой, они начисто забывают об этой своей способности. Мыслят они сугубо механистически и всерьез воспринимают только те факторы, которые можно оценить количественно, а затем вставить цифры в очередной закон.
Поверхностный взгляд
Гарольд проникся твердой уверенностью в том, что в наше время подобный стиль мышления привел к катастрофической по своим последствиям политической стратегии. Эта политика оказала очень вредное влияние на социальный климат. Политики улучшали условия материального существования и в то же время подрывали основы общественных отношений, причем делали это бездумно и разрушительно.
Некоторые из этих ошибок явились с левого фланга политического спектра. В 1950-1960-е годы реформаторы, наблюдая запущенные, полуразрушенные кварталы многоквартирных жилых домов, из самых лучших побуждений поклялись заменить их новой, качественной застройкой. Да, те старые кварталы были ужасны, и тем не менее там сложилась определенная система взаимопомощи, а жителей связывали неформальные дружеские отношения. Когда старые ветхие постройки были снесены и заменены новым муниципальным жильем, материальные условия жизни людей стали лучше, но зато испортился моральный климат. С точки зрения социального взаимодействия новые кварталы превратились в разобщенные пустыри, совершенно непригодные для человеческого проживания.
Политика социального вспомоществования, выплаты пособий, практиковавшаяся в 1970-е годы, подорвала основы семьи. Правительственные деньги подняли уровень материального благосостояния получателей, но в эпоху ослабления моральных принципов они же побудили многих молодых женщин рожать вне брака, а это окончательно добило институт полной семьи.
Не менее неудачные политические решения пришли справа. В эпоху полной свободы рынка такие гиганты, как сеть супермаркетов «Уолмарт», разорили владельцев маленьких магазинов, а заодно сеть добрососедских отношений в квартале, которую эти магазинчики поддерживали. Глобальные финансовые рынки разорили мелкие банки, а это, в свою очередь, привело к тому, что жители какого-нибудь маленького городка перестали знать своего банкира в лицо – его сменила хищная орда финансовых посредников, живущих где-то за тысячи миль от этого городка.
Что касается международных дел, то после распада Советского Союза в Россию хлынули специалисты по свободному рынку. Они дали местным властям кучу советов по приватизации, но ни одной рекомендации о том, как восстановить общественное доверие, законность и порядок, без которых невозможно никакое процветание. Соединенные Штаты вторглись в Ирак, искренне надеясь, что, устранив диктатора и его политические институты, они смогут легко возродить страну. Но интервенты не учли психологического влияния многолетней тирании на иракскую общественную культуру, не учли ненависть, бурлившую под внешне спокойной поверхностью, и в результате освобождение от диктатуры обернулось массовым кровопролитием на этнической и религиозной почве.
Список неудачных политических решений, составленный Гарольдом, увеличивался каждый день: прекращение финансового регулирования, основанное на предположении, что глобальные игроки не нуждаются в защите от собственной жадности; создание зон свободного предпринимательства, основанное на предположении, что снижение налогового бремени в городах само по себе приведет к местному экономическому процветанию; программы финансовой помощи для студентов, желающих продолжить образование за границей, которые должны были уменьшить процент отсева из колледжей, как будто этот отсев обусловлен чисто экономическими причинами (на самом деле лишь 8% учащихся бросают колледж из-за того, что не имеют финансовых возможностей продолжать образование)
. Гораздо более важные причины – это эмоциональная несовместимость с жизнью в колледже и слабая школьная подготовка, но механистически мыслящие политики не принимают в расчет эти неосязаемые факторы.
Короче говоря, правительство попыталось укрепить материальную базу развития, но кончилось тем, что было подорвано социальное и эмоциональное развитие, а в конечном счете и сама эта материальная база. Конечно, деятельность правительства была не единственным фактором раздробления общества. Культурная революция размыла старые обычаи и разрушила традиционную структуру семьи. Экономическая революция заменила исторические центры городов супермаркетами и скоплением сетевых магазинов. Информационная революция заменила общественные организации с их еженедельными личными встречами участников социальными онлайн-сетями, где люди ищут партнеров, похожих на самих себя. Но все же правительство сумело безрассудно сыграть дополнительную отрицательную роль во всех этих неблагоприятных изменениях.
Результатом стала растрата социального капитала, которую Роберт Патнем описывает в книге «Боулинг в одиночку» и в других своих произведениях. Связи между людьми стали более рыхлыми. Сети отношений, в которых воспитывались самодисциплина, уважение к окружающим и сочувствие к другим, утратили свою силу. Образованные люди почувствовали ценность свободы, но эти-то люди, как правило, сохранили свой социальный капитал и смогли его использовать в новом, свободно организованном мире, тогда как для остальных новая социальная ситуация стала по-настоящему катастрофической. Начала распадаться структура традиционной семьи (особенно это коснулось семей малообразованной части общества). Выросло число внебрачных детей. Увеличилась преступность. Ослабело доверие к государственным институтам.
Государство было вынуждено вмешаться, чтобы восстановить порядок. Британский философ Филипп Блонд писал, что индивидуалистическая революция не закончилась построением более свободно организованных сообществ: в дальнейшем она привела к появлению атомизированных обществ, в которых неизбежно усиливается роль государства, пытающегося заткнуть бреши, образовавшиеся в результате социальной дезинтеграции. Чем слабее становятся неформальные правила социально приемлемого поведения, тем больше, по необходимости, должна быть формальная власть государства. Британия столкнулась со стремительным ростом преступности, и в результате на улицах британских городов появилось четыре миллиона камер слежения
. Дружеские узы взаимопомощи, связывавшие прежде жителей одного квартала, ослабли, и государству приходится увеличивать социальные выплаты, а это еще больше подрывает или извращает уцелевшие сети взаимопомощи. Неустойчивый рынок, не регулируемый ни традициями, ни моральными ограничениями, также требует вмешательства государственных надзорных органов. По этому поводу Блонд пишет
:
