– Да-а-а! – с восторгом ответила она, хотя папа явно был не в восторге или, по крайней мере, делал вид, что он не в восторге. Он всегда считал нужным демонстрировать неудовольствие, обнаруживая, что она снова пытается преобразить его лабораторию в «фабулаторию». Так бывало всякий раз – когда она разукрасила лабораторных крыс, когда повадилась хранить губную помаду, резиночки и заколочки в лабораторной посуде, когда она налепила на скелет лицо Джастина Бибера («посмотри, как высоковольтно он катается на скейтборде!»). Но Фрэнки знала, что на самом деле папа не против. В конце концов, ведь теперь это и ее комната! Кроме того, если бы он сердился по-настоящему, он не стал бы называть ее...
– Ну, как себя чувствует моя идеальная доченька? – Виктор Штейн постучался снова и открыл дверь. Однако первой вошла мама.
– Лапочка, можно тебя на минутку? – спросила Вивека нараспев, взмахнув подолом своего черного крепового платья. Голос у нее был такой нежный, что люди часто пугались, обнаружив, что он принадлежит женщине шестифутового роста.
Виктор вошел следом, с кожаной сумкой в руках, в адидасовском спортивном костюме и своих любимых тапочках «Uggi», коричневых, с дыркой на носке.
– Ну да, они старые и изношенные, совсем как Вив! – говаривал он, когда Фрэнки поддразнивала его, и тогда жена сердито шлепала его по руке. Но Фрэнки понимала, что папа просто шутит: Вивека была женщиной, которую хотелось видеть в журналах, чтобы сколько угодно любоваться ее лиловыми глазами и блестящими черными волосами, не рискуя быть принятым за наглеца или психа.
А папа – папа больше смахивал на Арнольда Шварценеггера, слегка вытянутого в длину, как будто его точеные черты растянули, чтобы надеть на квадратный череп. На него бы, наверное, тоже глазели, если бы не его внушительный вид: рост шесть футов четыре дюйма и угрожающе прищуренные глаза. Хотя на самом деле щурился он вовсе не оттого, что злился. Он просто всегда щурится, когда думает. А думает он постоянно, ведь он же сумасшедший ученый... По крайней мере, так объясняла ей Вивека.
Вив и Вик шагали по гладкому бетонному полу, держась за руки, плечом к плечу, как всегда. Однако сегодня в их гордых улыбках виднелись следы озабоченности.
– Присядь, милая! – Вивека указала на заваленную подушками рубиново-красную тахту, которую Фрэнки заказала по Интернету из «Икеи». Тахта стояла в дальнем углу фабулатории, вместе с письменным столом, облепленным наклейками, телевизором «Сони» с плоским экраном и разноцветными шкафами, набитыми покупками, сделанными в Интернете. Напротив тахты было единственное в комнате окно. Стекло в окне было матовым, чтобы никто не мог заглянуть в него снаружи, и все-таки окно давало Фрэнки возможность выглянуть в реальный мир – или, по крайней мере, надеяться на это.
Фрэнки прошлепала по дорожке из розовых овечьих шкур, выложенной от кровати до тахты. Она боялась, что родители обнаружили последний счет за закачки с iTunes. Она принялась нервно теребить мелкие черные стежки, которыми ее голова была пришита к телу.
– Не ковыряй шов, – сказал Виктор, опускаясь на тахту. Березовая рама протестующе скрипнула. – Тебе не из-за чего нервничать. Мы просто хотим с тобой поговорить.
Он поставил к ногам кожаную сумку.
Вивека похлопала по свободной подушке рядом с собой, потом принялась возиться с черным муслиновым шарфом с вышивкой. Однако Фрэнки, опасаясь очередной нотации на тему о том, каким трудом дается каждый доллар, плотнее закуталась в свой черный шелковый халатик «Harajuki Lovers» и села на розовый коврик.
– А что случилось? – спросила она с улыбкой, таким невинным тоном, будто это не она только что выложила 59,99 бакса за сезонный абонемент на скачивание сериала «Сплетница».
– Нас ждут серьезные перемены! – Виктор потер руки и глубоко вздохнул, словно собирался подняться на высокую гору.
«Они запретят мне пользоваться кредитной карточкой?!» – с ужасом подумала Фрэнки.
Вивека кивнула и снова улыбнулась вымученной улыбкой. Однако ее губы, накрашенные темно-фиолетовой помадой, остались плотно сжаты. Она взглянула на мужа, как бы прося его продолжать, но он широко раскрыл свои черные глаза, давая понять, что не знает, что говорить дальше.
Фрэнки поерзала на коврике. Ей сделалось неуютно. Она никогда еще не видела, чтобы родители не знали, что сказать. Она мысленно перебирала свои последние покупки, пытаясь понять, что именно вывело их из себя. Абонемент на «Сплетницу»... ароматизатор воздуха с ароматом цветов апельсина... полосатые носочки с пальцами... подписки на журналы «Us Weekly», «Seventeen», «TeenVogue», «Cosmogirl»... приложение с гороскопами... нумерологическое приложение... приложение с толкованием снов... утюжок для волос... «мужские» джинсы фирмы «Current/Elliott»...
Ничего такого, чтобы уж чересчур... Однако она так нервничала, что у нее аж контакты заискрили.
– Успокойся, лапочка! – Вивека наклонилась и погладила длинные черные волосы Фрэнки. Этот успокаивающий жест остановил утечку энергии, но внутри у нее по-прежнему все трещало и шипело, как фейерверк на Четвертое июля. Ее родители были единственными людьми, которых знала Фрэнки. Они были ее лучшие друзья, ее защита и опора. Расстроить их было для нее все равно, что расстроить весь мир.
Виктор еще раз глубоко вдохнул, выдохнул и наконец объявил:
– Что ж, Фрэнки, лето заканчивается! Нам с твоей мамой пора вернуться в университет, преподавать физику, химию и анатомию. Мы больше не можем заниматься с тобой дома.
И он принялся нервно постукивать каблуком по полу.
– И что?
Фрэнки озадаченно нахмурила свои ровненькие бровки. «А при чем тут мои покупки?»
Вивека положила руку на колено Виктору, как бы говоря: «Дальше лучше я!» Она кашлянула.
– Твой папа хочет сказать, что тебе уже пятнадцать дней. Каждый день он загружал в твой мозг сведения, которые обычные дети получают за целый год: математику, физику, химию, историю, географию, языки, рукоделие, рисование, музыку, фильмы, песни, моды, слова и выражения, условности и манеры, эмоциональную глубину, зрелость, дисциплину, свободу воли, мышечную координацию, речевые навыки, абстрактные понятия, восприятие глубины и расстояния, стремления и даже вкусы и интересы. Теперь у тебя есть все!
Фрэнки кивнула головой, гадая, когда же наконец дело дойдет до покупок.
– И вот теперь, когда ты стала очаровательной и умненькой девочкой-подростком, ты наконец, готова...
Вивека всхлипнула. Она взглянула на Виктора, и тот кивнул, призывая ее продолжать. Она облизнула губы, выдохнула, еще раз заставила себя улыбнуться и...
Фрэнки буквально трясло от напряжения. Этот разговор тянулся дольше, чем доставка с курьером, честное слово!
– Готова пойти в школу для нормалов! – выпалила наконец Вивека. Слово «нормалы» она произнесла с некоторым отвращением.
– А нормалы – это кто? – спросила Фрэнки, заранее боясь ответа. «Наверное, это какая-нибудь реабилитационная программа для шопоголиков!»
