Г. Ф. Перкинс. Проект № 1. Архив Вермонтского евгенического общества. Проекты прошлого, 1926
Удивительно, но Серый Волк всегда знает, в какое время можно приходить. Обычно я встречаю его у своего крыльца, когда Спенсер в университете, а Руби уезжает в город за покупками. Если мой новый друг не появляется сам, он оставляет на крыльце подарки: тростниковую корзиночку, крохотные снегоступы, рисунок, изображающий скачущую лошадь. Когда Серый Волк рядом, я задаю себе один вопрос: «Где же он был раньше?»
Понимаю, что не следует поощрять эти визиты. Он — изгой из отбросов общества, а я — плоть от плоти процветающего и обеспеченного среднего класса. Он таинствен и невозмутим. Между нами пропасть. Через нее не перебросишь мост. Именно поэтому меня так влечет к этому человеку.
Если вы пройдетесь по улицам Берлингтона, то увидите представителей самых разных национальностей — ирландцев, итальянцев, индейцев, евреев. Но тех, кто вырос на Холме, с детства приучили носить шоры. Эти избранные замечают лишь себе подобных: женщин с перманентной завивкой, детей в матросках и мужчин, благоухающих одеколоном и сигарами. Я ни разу не спросила Серого Волка, почему его тянет ко мне, но догадываюсь — по той же причине, по которой я так жду его прихода. Нас обоих возбуждает чувство риска, у обоих захватывает дух от любопытства. Разве вам никогда не хотелось прижаться носом к стеклу чужого окна и вдруг увидеть, что кто-то смотрит на вас из комнаты?
Что сказал бы Спенсер, узнай он об этих встречах? О том, что я нашла родственную душу в джипси, который тоже не находит места в этом мире?
Сегодня Серый Волк не придет, и поэтому предстоящий день кажется мне пустым и скучным. Оставаться дома мне не хочется, и я отправляюсь на ежемесячное собрание клуба «Клифа». Это самый престижный женский клуб в Берлингтоне. Я стала его членом благодаря социальному статусу моего отца и мужа.
Спенсер одобрил мое решение побывать в городе. Длинный рукав платья полностью закрывает повязку на запястье, никто ничего не заметит и ни о чем не спросит.
— К тому же тебе полезно послушать музыку, — заметил он за завтраком. — Это действует успокаивающе.
И вот я провожу два часа, слушая арфу, и еще полчаса отчаянно борюсь со сном, пока какой-то ботаник рассказывает о садах Италии. Потом мне приходится пить лимонад и есть сэндвичи в окружении множества женщин. Они гладят меня по животу и повторяют то, о чем мне прекрасно известно и без них: что я жду мальчика. Очень жарко, и я обмахиваюсь программкой, как веером. Когда дамы начинают обсуждать программу следующей встречи, выскальзываю из комнаты, спускаюсь по лестнице и выхожу на воздух.
Серый Волк ждет меня под деревьями на набережной. Он курит, и вид у него такой, словно мы условились встретиться. Увидев меня, он не проявляет ни малейшего удивления, лишь слегка вскидывает бровь и предлагает мне сигарету. Мы идем по улице, не произнося ни слова. В этом нет необходимости.
— Вы были в клубе «Клифа», — говорит он наконец.
— Да.
— Ну и как там?
— Великолепно! Мы ели с золотых тарелок и беседовали с королями маленьких европейских государств. Как еще можно проводить время в клубе для избранных?
— Не имею понятия, — смеется он.
У поворота он берет меня под локоть, и я внезапно вздрагиваю. Хотя мы встречались уже много раз, Серый Волк почти не позволял себе таких «вольностей». Их можно пересчитать по пальцам одной руки. Дружба, приятельская болтовня — это одно, но есть границы, за которые я не могу перейти. Заметив мое смущение, он выпускает мой локоть и спрашивает, заглаживая неловкость:
— А что означает «Клифа»?
— В общем-то, ничего. Предполагалось, что клуб будет называться «Клифра». По-исландски это значит «альпинист». Потом одна буква как-то потерялась.
— Альпинист — это тот, кто поднимается на вершину общества?
— Нет, этим женщинам не нужно никуда подниматься. Они по праву занимают место на вершине, — пожимаю я плечами. — Да и «что значит имя?»
[12], — цитирую я и тут же вспоминаю, что Серый Волк не читал Шекспира.
— «Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет», — подхватывает он, словно прочитав мои мысли. — Если хотите знать мое мнение, имя может значить очень много. Иногда это все, что есть у человека.
— Вы называете меня Лией. Почему? — задаю я вопрос, который давно вертится у меня на языке.
Он отвечает не сразу.
— Потому что вы не похожи на Сисси.
— А как мое имя будет звучать на вашем языке?
— На этом языке больше никто не говорит, — качает он головой.
— Но вы же говорите.
— Только потому, что мне больше нечего терять. — Он пристально смотрит на меня, но я не отвожу глаз. — Далеко не каждое английское слово можно точно перевести на язык абенаки, — поясняет Серый Волк и указывает на маленькие часики, приколотые к моей блузке. — По-нашему это называется папизвоквазик. Но это означает вовсе не часы. Это — любая вещь, которая тикает. Бобра, например, мы называем тмаква — тот, кто валит деревья, или абаголо — плоский хвост, аваднаквазид — таскающий прутья. В зависимости от того, какое из этих качеств сейчас для вас важнее.
Мысль о том, что название вещи может меняться в зависимости от того, кто ты в данный момент, приходится мне по душе.
— Аваднаквазид, — произношу я, ощущая, как слоги перекатываются на языке, а согласные прилипают к нёбу. — Серый Волк… Я бы тоже хотела имя вроде этого…
— Так выберите себе имя. Я так и сделал, — пожимает он плечами. — При рождении меня назвали Джон… Эзо. Но Серый Волк подходит мне куда больше. К тому же я решил: раз весь мир видит во мне прежде всего индейца, мне нужно индейское имя.
Мы сворачиваем на Колледж-стрит, оживленную и многолюдную. Наверняка прохожие, которые идут навстречу, — мать под руку с дочерью, бизнесмен с тростью из слоновой кости, двое молодых солдат — удивляются, что такая, как я, прогуливается в обществе такого, как Серый Волк. Мысль об этом действует на меня возбуждающе.
— В детстве я часто стояла на крыше отцовского дома и представляла, что спрыгну, — говорю я.
— На крыше отцовского дома… — повторяет он.
— Да, теперь там живем мы со Спенсером. Однажды я все же спрыгнула. И сломала руку.
— А почему вам так хотелось спрыгнуть?
Никто и никогда не спрашивал меня об этом. Ни отец, ни врачи в больнице, где мне накладывали гипс.
— Просто хотела убедиться, что я могу это сделать, — пожимаю плечами я и поворачиваюсь к нему. — Дайте мне имя.
В течение нескольких долгих секунд он пристально смотрит мне в лицо.
