Поспешно поднимаю ее и прячу в ящик ночного столика. Руби бросает на меня любопытный взгляд, но я делаю вид, что ничего не замечаю. Я не обязана давать какие-либо объяснения своей служанке — ни по поводу корзинки, ни по поводу того, где я была сегодня. Сейчас я слишком поглощена мыслями о завтрашнем дне и не могу переживать о том, как отреагирует Спенсер, узнав правду.
Замечаю, что на ногах у Руби ботинки, которые я ей отдала. Она вешает платье в шкаф — кстати, там наведен порядок после моего утреннего сеанса — и подходит к кровати. Сует руку под подушку и протягивает мне тоненькую книжечку. Это биография Гарри Гудини, которую Руби предусмотрительно припрятала.
Таким способом она дает мне понять, что сохранила мою тайну и Спенсер ничего не знает. Наши взгляды встречаются.
— Спасибо, — бормочу я.
— Вы верите во все это, миз Пайк? — горячим шепотом спрашивает Руби. — Верите, что кто-то может вернуться… оттуда?
Сжимаю ее руку и киваю. В конце концов я сама — живое доказательство этого.
* * *
Изучая генеалогию семей, представляющих для штата и городских властей постоянную статью расхода, мы выяснили, что многие из них имеют французские и индейские корни, а также примесь негритянской крови.
Г. Ф. Перкинс. Проект № 1. Архив Вермонтского евгенического общества. Проекты прошлого, 1926
Оксбери, маленький город на берегу озера Шамплейн, в отчетах Абигейл Олкотт носит название Флитвилль — для того чтобы сохранить приватный характер информации.
— Проследить генеалогию некоторых семей иногда бывает столь же сложно, как узнать родословную лягушек, — говорит мне Абигейл по дороге в лагерь индейцев джипси.
После того как сотрудники евгенического общества отбирают семьи для изучения, они начинают работу с архивами, которые хранятся в Уотербери, в тюрьме штата Вермонт, в ремесленном училище для беспризорных детей и малолетних правонарушителей и в государственной школе для умственно отсталых в Брандоне. Необходимо выяснить, кто из членов этих семей когда-либо находился в данных заведениях. Нужно также опросить учителей, священников, соседей и даже дальних родственников — разумеется, в том случае, если они избежали воздействия дегенеративных тенденций. Из всех этих свидетельств складывается история вырождения семьи, которая излагается в финальном отчете.
Абигейл позволила мне просмотреть записи, сделанные во время прежних визитов в этот лагерь. Клан Делакур ведет свое происхождение от французских канадцев и индейцев. Их предки, приходившиеся друг другу двоюродными братом и сестрой, сочетались браком по римско-католическому обряду и произвели на свет семнадцать детей, десять из которых оказались слабоумными, а трое, по выражению Абигейл, отличались крайней степенью сексуальной распущенности. Последующие поколения изобиловали алкоголиками, преступниками и бродягами. Уделом клана оставалась крайняя бедность, несколько поколений семьи, как правило, теснились в одной жалкой лачуге. В течение последних шести лет многие потомки этого клана перебрались в другие города — Корнуолл, Берлингтон, Вейбридж, Платтсбург. Но летом они непременно собираются во Флитвилле, продают свои поделки, заготовленные зимой, и занимаются рыбной ловлей. Главная проблема Делакуров — слабоумие. Однако криминальные наклонности, различные зависимости и любовь к бродяжничеству тоже нельзя сбрасывать со счетов.
В заметках Абигейл фамилия Делакур превратилась в Мутон — она сказала мне, что так зовут ее пуделя. Таков принцип социальных работников — хранить в тайне имена людей, которые являются объектом их исследования.
— Вы не поверите, но порой информация сама плывет к нам в руки, — делится опытом Абигейл. — Просто приезжаешь в город и начинаешь задавать вопросы. В каждом городе непременно отыщется семья, которая давно стала притчей во языцех.
Если все знают этих людей, в псевдонимах нет никакого смысла, отмечаю я про себя.
Пока мы идем к озеру, вспоминаю слова отца. Он убежден: чем ближе люди живут к воде, тем меньшего успеха они добились в жизни. «Посмотри на племя речных крыс, — говорит он, — и посмотри на меня». Его нынешний дом стоит на вершине Холма в Берлингтоне, как можно дальше от озера.
Наконец мы подходим к лагерю. Сразу видно, что Абигейл здесь хорошо знают. Босоногие детишки подбегают к ней и суют руки в карманы ее юбки, надеясь обнаружить там леденцы. Подросток, вырезающий из дерева весло, застенчиво улыбается ей.
— Им известно, зачем мы здесь? — спрашиваю я вполголоса.
— Им известно, что я интересуюсь их жизнью, — не переставая улыбаться, отвечает Абигейл. — Белые леди, похожие на меня, обычно не проявляют к ним ни малейшего интереса. Именно поэтому они так охотно со мной разговаривают.
Мы останавливаемся около одной из хижин. Никакого колокольчика здесь, разумеется, нет, и Абигейл стучит по шесту, подпирающему крышу.
— Джинни нас ждет, — говорит она.
В следующее мгновение кто-то отдергивает занавеску, заменяющую дверь. Маленькая женщина, с виду примерно ровесница Абигейл, делает нам знак войти и предлагает сесть за стол, явно только что вытертый.
Убогое жилище состоит из одной комнаты. В корзинке у дверей — свежая рыба, в углу еще один стол, на котором громоздится пирамида грязной посуды, угрожающая вот-вот рухнуть. Однако чувствуется, что к нашему приходу здесь пытались навести порядок. Именно это наблюдение Абигейл первым делом записывает в свой блокнот.
— Джинни, рада вас видеть, — говорит она, растягивая губы в улыбке, которая не отражается в глазах. — Познакомьтесь, это миссис Пайк.
Взгляд Джинни упирается в мой живот.
— В первый раз? — спрашивает она.
— Да.
— У меня тоже есть ребенок, — сообщает Джинни. Голос ее звучит напряженно. — Мальчик.
— Да, конечно, — подхватывает Абигейл. — Ваша тетушка Луиза много рассказывала мне о Нормане.
— Еще бы, — кивает Джинни. — Он был ее любимчиком. Она всегда брала его с собой, когда ходила в лес собирать растения: можжевельник, черную ель и лапчатку.
Заглянув через плечо Абигейл, читаю, что она пишет в своем блокноте: «Нечесаные волосы, юбка закреплена булавками, чулки спустились ниже колен. Вид неряшливый и рассеянный».
— Сын Джинни сейчас находится в брандонской школе для слабоумных, — поясняет мне Абигейл. — Луиза говорит, вы недавно получили от него письмо, — обращается она к Джинни.
Лицо Джинни проясняется. Пока она ищет письмо, Абигейл придвигается ближе ко мне.
— Мальчик был отправлен в школу по настоянию властей штата, — сообщает она вполголоса. — Когда сюда явилась комиссия, он ел сырое мясо. Можете себе представить — сырое мясо!
Через несколько минут возвращается сияющая от гордости Джинни с письмом в руках.
— Сколько лет сейчас Норману? — спрашивает Абигейл.
